Виктор Ростокин - Ожидаемое забвение

«Движение – это жизнь».
Движение – это и смерть.
Зубами за небо держись,
И ты долетишь, поверь,
Уж точно до самых основ,
До той конечной черты,
Где тратить не надо слов,
Что были дороги круты,
Что лед перемешан с огнем,
Что север сместился на юг,
А ночью светло, как днем,
А днем же черно от вьюг.
Лишь только не закрывай
Веки… даже на миг.
И с злою судьбой играй,
Души заглушая крик.
Откроется Божья заря,
И явится Крест неземной.
Ты выдохнешь: «Жил не зря
И умер словно герой».

Выползают из щелей, разломов
(Жизни бренной суровый закон!),
Приседают, робея, от грома,
Звукам странным внимая вдогон.
И уже не артачатся нагло,
Не кривят обозленно лицо.
Их зовет окропленное влагой
Материнской избушки крыльцо.
Господа же умчались в Америку,
Наблюдают оттуда, как свет
Над Россией то вспыхнет, то меркнет,
Ему свежего воздуха нет.
Мертвой мглою равнины объяты.
Благодати ль вовеки не быть?
Где блукаете, сестры и братья?
Разве вы разучились любить?
Разве память отшибло под корень?
Разве руки – чужие земле?
А отрава безмерного горя
Впилась смертною хваткой в душе?
Выползайте скорей! Выходите!
Мать-Россиюшка вас заждалась!
И встряхнитесь! И с плеч отряхните
Унижений постылую грязь!
И молитвой Илью подымите,
Он на битву за Русь поведет!
К небу Знамя свое поднимите
За воскреснувший русский народ.

О, как ты суетишься, право!
Бежишь, летишь, гремишь, кричишь,
Из общих выбиваясь правил!
И пыль вздымается до крыш!

И блазнится тебе в горячке:
«Меня за это будут чтить!»
Но кто-то мимоходом скажет:
«Мешает добрым людям жить!»

Ребенок грузовик катал,
И грузовик так грохотал,
Что люди уши затыкали.
Как поступить – они не знали.

А он катал и улыбался,
Казалось, будто издевался
Он над опешевшей толпой,
Ребенок был глухонемой.

На потом откладывал: «Потом…»
Этого «потом» уже не будет.
Опустеет старенький твой дом,
И тебя скорехонько забудут.

Разберись с делами. Рассуди.
Выбери одно. И действуй, действуй.
Как в последний бой, вперед иди,
Господом зачтется это действо.

Изможденный болезнями,
Не глядит на людей.
На земле бесполезный?
Иль какой лиходей?
Не ответит, не скажет
В оправданье свое,
О «великой пропаже»
Он невнятно споет.
И еще раз о том же
В чистом поле, в селе.
Днем метельным. Иль в дождик.
На траве. Иль золе.
Не умеет он вроде
Ставить на кон. Устал!
Так всегда, когда Родину
Человек потерял.

Затаился от дружков,
От сватов и от соседей,
Ото всех, кто пить готов
В будний день и воскресенье.

Час держался и второй.
Глядь, до чертиков напился!
Промах сделал небольшой:
От себя не затаился!

День-деньской он мается без дел,
То в жилье, то вылезет во двор.
Ограниченный его предел —
Дальше черный от дождей забор

И в раздробленных осколках лужа,
Очертанья призрачных теней.
Среди них окажешься, закружат
В глубине безжизненных полей.

Он же разумеет: все бы бросил
И калитку вдарил головой…
С поднебесия старуха просит:
«Избу, дед, не оставляй пустой…»

Никого не грабил
И не поджигал.
Второпях на грабли
Он не наступал.

Замечал баклужу,
Обходил он пень.
Нужен. И не нужен.
И ни свет, ни тень.

Следом – ни пылинки,
Смятого цветка.
…Белый хлеб с горчинкой
Злого полынка.

Устами тянется Христос
К Земле, где был рожден…
На ней война, в потоки слез
Свет белый погружен.

Святая выживет Земля
И смоковницы куст?
Сутемки потеснит заря,
Сойдет с небес Иисус,

Дабы враждующих обнять,
А на челе – звезда?
И будет мир весь ликовать.
И это – навсегда?!

Случится это несомненно,
И сомневаться нет причин:
Застынет кровушка по венам,
В глазах обуглятся лучи.

Но волноваться зря не надо
И слезы горькие точить.
Ведь смерть – желанная отрада,
Ведь после смерти будешь жить

И ничего ты не забудешь.
И, не впадая в злой каприз,
Тогда смотреть на звезды будешь
Не снизу вверх, а сверху вниз.

Мы обманываем младенца,
Заставляем улыбаться:
«Детка, зубик покажи!»
Он показывает зубик —
Ротик широко открыт!
Если б говорить умел,
Он сказал бы: «Вам зачем
Это надо, ведь у вас
Много есть зубов своих?»
И продолжил со значеньем:
«Глупенькие вы еще!
Ничего. Как подрастете,
Повзрослеете как вы,
Уж не будете младенцев
Заставлять, чтоб улыбнулись…»

Я живу в стране свободной,
И свободно все живут.
Ясным днем и принародно
Здесь свободно в морду бьют,
Изнасилуют на клумбе,
Разломают в щепки дверь,
Заберут последний рубль,
На прощанье рявкнут: «Верь,
Мы живем в стране свободной,
И свободно мы живем,
Наши земли, наши воды,
Наше солнце, снег с дождем!»
И кулак в крови покажут,
Мол, смотри, не возражай!
И на всякий случай свяжут
Руки: место свое знай!
И Россия место знает —
«Замыкающей» слывет!
Кто-то нищим пребывает.
Кто-то золото гребет.
Всяк свободой обеспечен,
Всяк в стране родной герой!
…И горят в России свечи
За ее же упокой.

Снег – валом! А у старика
Минуты жизни не осталось,
Его холодная рука
К груди слабеющей прижалась.

Вздохнул последний он разок.
И вот глаза ему закрыли,
В ладонь вложили образок,
Чтоб в небо воспарил на крыльях.

Не надо прятаться от лжи,
От тех, кто смертью угрожает,
Коварные слова, ножи
Всевышний им же возвращает.
Они, почувствовав удар
Совсем обратного значенья,
Вскричат панически: «Пожар!
Спасите! Душит привиденье!»
Для них – карающий ответ:
Они начнут страдать и чахнуть,
И враз поблекнет белый свет,
Объемлет душу хладным страхом.
В чем подлость их – они поймут,
Пройдя дорогою рутинной.
Еще рога не прорастут,
На голове же – не щетина…
«Не прячьтесь, – скажут им, – от лжи,
От тех, кто смертью угрожает.
Вон васильки цветут во ржи,
Хотя их сорняком считают».