Наталья Барышникова - Домашний кит

На жердочке пережидает дождь.
И как же они звонко хохотали,
Когда я с дядькой рифмовала вождь!
И плакали они. И улетали.

Все полудни испытывают на доброту,
А полночи – на подвиг сна.
Не бойся, что я никогда не приду,
Посмотри в окно – за дождем весна.

Напиши мне письмо, пока пух с тополей
Осыпается – нежен и невесом.
Пусть счастливых осудят тени аллей,
Укорят бездонным своим лицом.

Пусть горбатая кошка падет ничком
Прямо под ноги паре беспечной той.
Чья ж беда, что со мною ты незнаком?
Вот и плакать некому перед бедой.

Но спугнет немяучую мраморный дог
И нашепчет блаженным, что близок час
Под чужие скитанья запрашивать в долг.
Может, завтра, а может быть, прямо сейчас.

Толпою блажить и цвести беспробудно
Мелеющим летом и лютой зимой
Дубкам золотистым. А им и нетрудно
Сбираться по долгим дорогам домой.

Речистых прохожих колючие трели,
Молчанье скупое озябших скворцов –
Покуда сияньем своим не согрели
Прорехи трущоб и огрехи дворцов.

Но как ни крути, бесприютны родные
И слепнут от света разлучного дня.
Мы примем за вечность свои выходные.
Какая ни есть, а блаженным – родня.

Ворочает вьюга пространства полей.
Коченея, прошу: скорей!
Ты не думай, родная, что станет теплей
Хоть кому-то от смерти твоей.

Вырастает у ветра шершавый язык,
Широкий, с красным цветком.
Звезда гадает: мужчина, мужик?
И бледнеет над лепестком.

Скулит младенец, храпит до утра
Стареющий пес в дому.
Воды осталось на дне ведра.
Осталось – тебе одному.

А нам на просторах родной земли
Не выжить и не умереть.
Не устоять от горя вдали
Родственниками на треть.

Этот год не високосный,
Но совсем немилосердный:
Что ни день, то супчик постный,
Что ни ночь, то сон десертный.

Те же самые аккорды,
Тех же красок сочетанья.
Произносит голос гордый
Золотое: «До свиданья!».

И за тяжестью смиренной
Наблюдает некто строгий
Из могилы суверенной
У общественной дороги.

А под небом неуклюжим
Гомон птиц густой, как память.
И млеющие лужи
Между нашими губами.

Твой сон глубок. А что в нем проку,
Когда, не разрубив узла,
«Ну вот и вышли на дорогу», –
Ты в пятый день произнесла.

И абрикосом переспелым
Томилось солнце, а за ним
Ты уходила в платье белом,
Едва знакомая родным.

Пусть будут плыть и наши лица
В твоем потоке неземном.
Мы остаемся, как сновидцы,
Как пресный хлеб, сухим вином

Размоченный. И нам все мало
Сырого снега над травой.
Ты улыбалась и не знала,
Что будет день сороковой.

Нету зеркала у меня,
Нету взгляда и нету глаз.
Будет дело – не хватит дня.
Было тело – и в добрый час!

Но еще невзначай вернусь
Подтвердить вероятность снов.
Я давно ни в чем не клянусь,
Я давно не имею слов.

Этот голос уже не мой
И слова уже не мои.
Мы согреты дорогой домой.
Мы отпущены годом Змеи.

И теперь только ветер в руках
И дожди в моей голове.
Бирюза на плечах и в стихах.
И молитва последней вдове.

Даже из неясностей холодных
И голодных ясностей продажных,
Из иллюзий зримых и бесплотных
Может получиться радость наша.

Эта ратность то на дачах людных,
То на берегах степных, корявых.
Все лишь потому, что много трудных
Правильных вопросов и неправых

То в моих слепых устах, то в зрячих –
С той же благодатью и тревогой;
Я проснусь от снов твоих горячих,
Чтоб обнять тебя перед дорогой.

За щепотку жизни неурочной,
За шершавый камешек греха
Мне морочат дешево и прочно
Голову четыре старика.

Мы знакомы были молодыми,
Путались в обыденных вещах –
Горы представляли золотыми,
Выпивая кофе натощак.

А теперь, щадя себя кефиром,
Морщась от вселенской кислоты,
Мы смеемся над бесполым миром
У могильной крошечной плиты,

Над которой памятью о разном –
Близок и немыслимо далек –
Машет алым шарфиком атласным,
Покорив вершины, мотылек.

На печи, что в дому у Емельки,
Вечно вкусности, помню сама –
То сухарики, то карамельки,
То великая щучья зима.

За водою идти нам негоже –
Ни на сказку, ни наоборот
Не похожа река, не похожа.
Я вчера перешла ее вброд.

Угрюмый дождик нечего учить
В объятья брать лохмотья ладных крон.
Но ни за что теперь не отличить
Мирских от пластилиновых ворон.
Тут мокрый ворон скажет воронью:
«Конечно, сыро. Но оно и что ж?!»
А мы, не приближенные к вранью,
Перемолчим с тобой и эту ложь.