Наталья Барышникова - Домашний кит

Обожженная дождями
Жизнь.
И – скалы,
скалы,
скалы.
В обездоленных долинах
Эволюция планеты.
Над московскими мостами
Пролетали аксакалы,
И звенели в римском цирке
Старорусские монеты.

Как исчезнувшие виды,
В янтаре дичали люди.
От улыбки Гераклита
Соловели водолазы.
Увядая, дозревали
Волчьи ягоды на блюде.
А дожди в ковчегах молний
До чего ж голубоглазы.

Боготвори меня в ночи и в полдень
И береги меня зимой и летом.
Не обещаю премию и орден
И даже доступ к маленьким секретам.

Не жди на гуще чайной и кофейной
Трофейной правды, лжи бесстыжей тоже!
Не обещаю легкого глинтвейна
И самогона крепкого. О, Боже,

Зачем ты спички положил в ладони?
За что перечить глупости заставил?
Ведь кто-нибудь один из нас утонет,
Переплывая этот век без правил.

Черный хлеб, а мне светло –
На приветливом печенье
Много разных приключений –
А с тобою повезло.

Стройки, строчки, супрастин,
Быт гостиничный убогий,
Не горшки ваяли боги,
А того, кто был один.

Нам и в чопорной ночи
На снегах упрямо-строгих
Будут сниться хлеба крохи
И младенцы у печи.

Пригласи меня к столу,
Разломи ржаную жалость,
Жертвенную, чтоб осталось
Много крошек на полу.

Как зовут тебя в миру,
Это я запомню тоже.
И смиренье губ. О, боже,
Все с собою заберу.

Вечер очнется в печи огарком,
Ночь ощетинит бок.
Бродит луна по безлюдным паркам
И улыбается Бог

Рыжему псу в этом сне зловещем,
Который кажется днем
Знакомой и никчемной вещью,
Чужой – чтоб забыть о нем.

И погоняет коней усталость,
Черепом чуя змею.
С кого же теперь взимаешь за старость
Несбывшуюся мою?

Грехи отпущены, и поздно
На чайной гуще ворожить.
На небе холодно и звездно,
А посему – придется жить.

Менять перчатки и береты,
Делиться хлебом и вином,
Хранить великие секреты
Хотя бы в зернышке ржаном,

Мечтать о домике в деревне –
О незатейливом. Иметь
Достоинства весталки древней
И право пошлое на смерть.

На севере веселый дождик лил
Недолго, минут двадцать-полчаса;
Начальник подчиненную хвалил,
Как свойственно начальству, – за глаза.

Кончался день рабочий. Все зонты
Дежурные разобраны давно.
Честной народ переходил на «ты»,
В пив-бары направляясь и в кино,

Когда на юге бил неслабый град,
Срывало крыши даже у людей.
В бескрышном доме пил аристократ
За здрав природы, в упомян идей.

Вздымались кроны, дерева пошли
И тут же пали – завершен парад!
Скулили птицы – молнии их жгли.
Премьер-министр не выдавал наград.
То холодел, то в жар был впасть готов
Один из самых русских городов.
Он – не один из русских городов –
Всегда повсюду ко всему готов!

Странником или страницей,
Старцем или младенцем,
Камнем или птицей
Открою тебе его сердце.

Соленые воды разойдутся,
Разъярится слепая зола.
Обнимутся волк и волчица,
Он спросит, была ли птица?
Она прослезится – была.

Покажется, что крадутся
Безбуквенно по бумаге,
Что прав был чудак-Конфуций,
Когда старели монахи.

Давай вернемся на семь шагов
И еще раз этот путь отмерим
Гранитом статуй твоих веков
И моих богов, которым верим.

Мне не спится, а ты – мой неясный сон.
В нем письмо не для скорого чтенья.
Скоро выпадет снег, и нам не резон
Торопить новый день рожденья.

И пока трава газонная вдруг
Не почудилась, а случилась,
Оставайся, родной, одним из подруг,
Которой… не излечилась.

В августе строки насмешливо строги.
На ладони линии обнажены.
На ниточке жизни селятся единороги,
Канаты смерти оглушены.
Звонко и глубоко отцветает лотос.
Глухо, вся на поверхности – лебеда,
Втягивает молчание, услышу голос.
Подашь коньяк, скажу: святая вода –
Яблочная, медовая – не земляничная.
Идет вода по лебеде отличная.
А ты причисли меня к пчелам строгим –
Улыбчивым и светлооким.

Додедовские языки не зря возникли –
Понимаю, что здесь мой дом.
Прорастает бамбуком тростник или
Мальчик шепчется со Христом?

Затмевается, что ни ночь – строгий скит.
Что ни день – Солнце просится в колыбель,
В мой дом, что прирученный кит,
Осторожно садящийся на мель.

Он (кит, человек) вышел прохладный из вод
речных.
Он выплыл, строгий, из черных рек,
Из холодных страхов, из страхов ночных –
Словно Трою скалывающий древний грек.