Татьяна Кожурина - Спасский остров. Петербургская поэзия

Сколь долго – всю ночь!
– выкликала я их имена,
Как мертвенный дым, эти образы вмиг исчезали,
Один за другим, в постепенно светлеющей дали,
И тяжким покровом Мария покрыла меня.

И вот уж корабль тот печальный и легок, и пуст,
И только Мария со мною – на палубе строгой.
Зари в небесах расцветает пылающий куст.
Во тьме предрассветной стою – пред очами у Бога.

Собор – в преддверии поста.
Гудит усталая толпа.
Из воска – лица.
И прихожанки у столпа —
Как в стаю сбившиеся птицы.

Я к ним безмолвно подхожу,
Почти чужою,
Прощения у них прошу,
Но дружбу с ними не вожу,
Чего – не скрою.

Так птица дикая глядит
На кур домашних…
Мне с ними как-то не с руки,
Они близки – и далеки —
Как день вчерашний.

Священников суровый ряд —
Как четки черные стоят
Вдоль солеи у аналоя.
О, полк Исусовых солдат,
Готовых к бою!

Им Божий указует перст
В сиянье вечном.
Какая тишина окрест!
У каждого – в ладонях крест
Восьмиконечный.

Любовию озарены
Их очи.
Уж в горний мир погружены
И видят ангелов они
Воочию.

Я, голову пригнув, иду
По пламенеющему льду —
Вдоль ряда.
Прощения давно не жду,
Хотя бы – взгляда!

И сквозь густую немоту
Ступаю – грешными стопами.
И к каждому прильну кресту —
Своими грешными устами.

Как мрачно черных дум кольцо!..
Иду, робея.
Вот настоятеля лицо,
Улыбка – протоиерея…

Все дальше, дальше через строй.
Но вот знакомый крест литой
С цветной эмалью.
И взгляд игумена скупой,
Печаль со сталью.

«Дочь блудная пришла, монах,
Просить прощенья,
И ей пред Богом ведом страх!
Без веры жизнь – один лишь прах…»
И – на колени…

«Здесь грешницы ужасней нет!
В грехах скиталась много лет,
Страстями мучима…»
«И ты меня прости» – в ответ,
Почти беззвучно…

Улегся прежний пламень, пыл,
Что так безжалостно разил,
Сокрылся в недра.
Везувий огненный остыл,
В смиренье пепла.

С ресниц размашисто смахнув
Слезы росу,
Боязненно вперед шагнув,
Я крест целую.

Блеснуло белое перо
Во тьме портала.
И словно ангела крыло
Меня объяло.

В закатном небе льются звоны,
Весь кружевной, в сплетенье кроны,
Ажурный зимний лес. Пустырь…
Влахернский виден монастырь
С резною чтимою иконой…
Доносит ветер к окнам стоны
Литых его колоколов —
И снежный вихрится покров.

Вдали – старинный город Дмитров,
Митрополичьей дивной митрой
Во тьме сверкает над рекой.
Звучат печальные молитвы,
Закат прорезал небо бритвой
Своей вечернею рукой.

Не усидеть мне в келье, сёстры!
Влекут на волю эти звёзды,
Кометы хвост пушисто-пёстрый…
Покорной трудно быть судьбе…
Но взор игуменьи – столь острый —
Нахмуренно зовет к себе.

Росою – слёзы на ресницах —
До боли взгляд знакомый снится —
Ах, если б обратилась в птицу —
Тотчас бы к милому лететь…
Кусают жала власяницы…
Раскрою Библии страницы:
Дай силы мне, Господь, смириться —
И как свеча – гореть, гореть!

1
Вступаю в пост – как в анфиладу темных зал,
Ведущих к ясному небесному порогу.
И с каждым шагом – отдаленнее портал,
И с каждым шагом – ближе, ближе имя Бога.

2
Мы – странники Великого Поста.
Мы движемся неведомой дорогой.
И времени осталось так немного,
Но впереди сияет лик Христа.

* * *
Влеку в ковчег собора плоть свою —
В могучем вихре – жалкую пушинку!
Творец! я вновь перед Тобой стою,
От битв незримых страшно устаю,
Но к новому готова поединку.

* * *
И будет ценен тот лишь миг —
Кружися, вороньё! —
Когда, Исус, взойду без страха
За имя светлое Твоё —
На плаху!

Лев:
– Старец-пустынник, живущий в суровой пещере,
Средь раскаленных песков иорданской пустыни, —
Хоть человек ты, но вовсе не связан с охотой:
Смирно корзины плетешь, в одеянии ветхом;
В черной ночи же, когда загораются звезды,
Долго молитву ведешь, к небесам устремляя.
Зверь бессловесный, пришел я за помощью доброй,
Робко тебе протяну заболевшую лапу —
Шип, проколовший её, не даёт мне покоя.

Пустынник:
– Вижу, попал ты в беду, дикий зверь бессловесный!
Рану твою я очищу от терний и крови,
Плотно ее обвяжу, чтоб зажила скорее,
Можешь в пещере прилечь – нам с тобой места хватит!
Не обессудь – у меня только постная пища:
Хлебный сухарь, да водица, да горстка из зерен.
Рану залечишь – обратно вернешься в пустыню…

– Вновь ты пришел отчего к одинокой пещере?!..
Ведь затянулась давно исцелённая рана!
Что ты всё ходишь за мною, на привязи точно,
Словно бы мой ученик или новоначальный?..
Впрочем, тебя не гоню, оставайся, коль хочешь!
Только прилично веди у жилища монаха,
Чтобы твой рык не нарушил безмолвия тайну…
Дай же поглажу густую косматую гриву!

Лев:
– Ты, черноризец, пленил меня голосом кротким,
Свет твоих глаз растопил мне свирепое сердце,
Дальше желаю дружить и внимать наставленьям,
Кротко поклажу носить и питаться лишь хлебом.
Нрав уподобится кроткой и ласковой лани,
Рыком раскатистым твой я покой не нарушу,
Жизнь моя рядом с тобой пусть протянется вечность!

– Но отчего в этот вечер не вижу тебя, мой хозяин,
И отпевают кого вдруг монахи у входа в пещеру,
Камень большой тяжело привалив могилы?
Где ты, мой друг?!.. твое тело укрыла пустыня,
В небо душа унеслась, вся в слиянии с Богом Единым.
К камню навеки прижмусь, сам я стану как камень;
Взор устремлю к небесам, к ярко блещущим звездам,
Но у могилы с тобой не расстанусь, мой старец!

Мне снится сон: распахнутая дверь,
Наполненная светлыми лучами…
В двери – монах, с ним рядом рыжий зверь —
Косматый лев с печальными очами.

Не отрываясь смотрит на меня,
На морде грустной – тихая улыбка…
Зовут к себе, молчание храня…
И в наступленье будущего дня
Мне слышится звучанье нежной скрипки.