Игорь Чиннов - Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения

Пить или не пить? — спрашивал Гамлет.
Вольному рай, а пьяному воля.
Мели, Емеля, на мель мы сели.
Все перемелется, мука будет.

Улита поедет, ветер залает.
Собака уносит, когда-то будет?
За морем телушка, душка, полушка.
С миру по мышке, голому кошка.

Да, мы эмигранты, «переселенцы»,
«Отщепенцы»… Что ж, не грусти.
Из Флоренции, родной Фиоренцы,
Флорентинцу Данте пришлось уйти.

Могила в Равенне. Fiorenza mia…
Но все флорентинцы знают о нем.
Приятный сюрприз будет, если Россия
Эмигрантских поэтов почтит… потом.

Свезут, реабилитированных посмертно,
На Литераторские Мостки,
И уже не будет, почти наверно,
Ни одиночества, ни тоски.

Полночный остров Молчанья,
Пустынный берег Забвенья.
Последние тени звуков,
Прощальное эхо света.
Уйдем, собеседник безлюдья!

Сердце, сосуд потемневший,
До краев наполнено ночью.

Оркестры листвы осенней
Затихли, и музыка стала
Далекой полночной стаей.
Уйдем, собиратель безмолвий!

Довольно гулять по саду,
Его нет, пойдем поскорее
Домой (куда — неизвестно),
Наследник талого снега,
Приятель тающей тучи,
Плохой переводчик ночи.

И я свидетель обвинения
(Я плакал чаще, откровеннее),
Но, принимая во внимание,
Что при ближайшем рассмотрении
Черты божественной гармонии
Заметить можно в мироздании;

Что предусмотрено заранее:
Мое ночное задыхание,
Житейские колючки-тернии,
Большое небо предвечернее
(Оно становится печальнее);
Что, что скажу я в заключение?

Что из небесной Руритании,
Где встретят нас благие гении,
Приплыло облако весеннее?
Что нет состава преступления?
И что Виновник мироздания
Заслуживает снисхождения?

Пестрел и бурлил мексиканский базар,
И воздух клубился, как быстрый пожар.

Клыкастая ведьма ждала за лотком,
И странные сласти лежали на нем:

Смотри — марципановые черепа!
И ведьмин товар покупала толпа.

Орнамент по черепу ярко-лилов,
Желтей канарейки огрызки зубов.

Два синих, блестящих, больших леденца –
О, сахара слаще глаза мертвеца!

Кондитерский череп — сладчайший десерт,
Но я не уверен, что сладостна смерть.
Совсем не уверен, что сладостна смерть.

Аквариум тихий и мрачный,
Но есть в нем серебряный дым.
А рыбки как будто прозрачны
И светом полны золотым.

Так плавны ленивые позы,
Так райски-нежны плавники!
Как будто бы с розовой розы
Упали в ручей лепестки.

Как эльфы из радостной сказки,
Пажи при подводных царях!
Зачем эти нежные краски
Живущим глубоко в морях?

Мерцайте, морские созданья,
Вы так золотисто-тихи.
Такое ночное мерцанье
Порой излучают стихи.

В своем фосфорическом свете
Стихи проплывают, плывут.
Блестят серебристые сети.
Но люди едва ли заметят,
Едва ли, едва ли поймут.

Я недавно коробку сардинок открыл.
В ней лежал человечек и мирно курил.

«Ну, а где же сардинки?» – спросил
его я.
Он ответил: «Они в полноте бытия.

Да, в плероме, а может, в нирване они,
И над ними горят золотые огни,

Отражаясь в оливковом масле вот здесь,
И огнем золотым пропитался я весь».

Я метафору эту не мог разгадать.
Серебрила луна золотистую гладь.

И на скрипке играл голубой господин,
Под сурдинку играл он в коробке сардин,
Под сардинку играл – совершенно один.

Займите где-нибудь
шестьдесят пять миллиардов световых лет,
пускайтесь в путь
и долетите (это не трудно совсем,
не трудно, нет)
до галактики М 87
(М как mamma mia, восемь и семь).

Там в средине
плотная темная масса
в пять миллиардов раз больше солнца,
вроде пустыни
(и – контраст после первого класса!);
Там, мой друг, вам навеки остаться придется.

Ведь плотная темная масса
держит вокруг себя скопище звезд и планет,
будет держать и вас — а
вы скажите, что вы астероид,
и висите в звездной пыли.
Кроме того, на обратный путь до Земли
шестьдесят пять миллиардов световых лет
тратить не стоит.

Гекатомбы, катакомбы,
Ближний, дальний – улюлю!
Я щелчком нейтронной бомбы
Удивлю так удивлю!

Взять плутония, урана
(Дважды надо взять уран) –
И вблизи Альдебарана
Наш очутится баран.

Может, Бог тебе поможет.
Человечество, спасайсь!
Если кто, конешно, может…
Кто не может — не спасайсь!

Кто америкен, кто рашен,
Кто алкаш, а кто зека.
Мы с нейтронами отпляшем
Гопака и трепака!

Я живу — смешное дело! —
В стороне от здешних мест.
Эх! среда меня заела!
И четверг меня заест!

Благоразумие – безумие,
Всего разумнее бедлам.
Я разум, мертвенный, как мумия,
Пошлю Эразму в Роттердам.

Лисица превратится в ласточку,
А я ничуть не удивлюсь;
Я превращу ее в ракеточку,
Компьютерами заслонюсь.

Ворона полетит в прикрытие —
В подлодку превратим ее.
Прелюбопытное событие —
Отплытие в небытие!

Дома почти не окровавлены,
А дыры покрывает ночь.
На синем черные развалины:
Гоморра и Содом точь-в-точь.

Адью! Примите уверения!
Шлём термоядерный привет!
Переселяемся в селения,
Которых не было и нет.

Дамоклов меч над прокрустовым ложем,
Дамоклов меч,
И нам говорят, мы должны и можем
На ложе лечь.

А слева Сцилла, а справа Харибда –
Я не Одиссей!
В пучине морской трирема погибла
С добычей всей!

В зловещей воде стоглавая Гидра,
Но ты не Геракл.
Что тебе сказал премудрый и хитрый
В Дельфах оракул?

Выбросив в море нить Ариадны,
В черный прилив,
На гору тянешь камень громадный,
Тезей-Сизиф?

Всё перетрут (работай скорее!)
Терпенье и труд,
И даже веревку у Вас на шее
Они перетрут.

Мир, созданный Богом, и мир, возникший
Сам по себе…
Который из них, мой ангел притихший,
Понятней тебе?