Хаким Фирдоуси - Шах-наме

О чуде рассказал, что видел сам,
С трудом поверив собственным глазам.

Был удивлен Бахрам таким рассказом,
Призвал мобедов, чей известен разум,

Сказал: «Узнайте, от кого свой род
Сапожник этот молодой ведет,—

Наверно, витязями были предки,
Что ж, подвиги для витязей не редки!»

Пошли, нашли и допросили мать,
Надеясь храбрость в знатности признать.

И мать, конца не видя разговорам,
Предстать решила перед царским взором.

Сперва хвалу Бахраму вознесла:
«Живи, не зная дням своим числа!

Мой сын женился, мальчик неумелый,
Он стал хозяином, еще незрелый:

Тростиночка для дела не годна.
«Как слабость устранить?» — скорбит жена.

Вино ему дала я наудачу,—
Никто не ведал, что вино я прячу.

Зарделся лик его, окрепла трость,
Безвольный войлок превратился в кость.

Отец его — сапожник, дед — сапожник,
О всех спроси — один ответ: сапожник!

Лишь тем он знатен, что испил вина.
Прости, о шах, на мне лежит вина».

Властитель рассмеялся: «Повсеместно
Да станет эта повесть всем известна!»

Мобеду он сказал: «Пусть пьют вино,
Оно дозволено, разрешено.

Пусть столько пьют, чтобы, на льва воссев,
Скакали — и не сбрасывал их лев!»

Воскликнул шах, чьи доблестны деянья:
«Вельможи в златотканом одеянье!

Вы пейте в меру. Хмелем зажжены,
Вы думать о последствиях должны.

Вы после пира вовремя засните,
Иначе вред себе вы причините».

В сопровождении богатырей
Поехал на охоту царь царей.

Хормозд, начальник, слева был, а справа —
Мобед, чье сердце чисто, величаво.

Скакал Бахрам, внимал седым мужам,
В их сказах жили Фаридун и Джам.

Пред ним — луга, ложбины, буераки,
Пред ним — гепарды, кречеты, собаки.

Жара, — скорей уехать бы отсель,—
Хоть бы один онагр, одна газель!

Царь изнемог, был душен день и зноен,
С охоты возвращался он, расстроен,

Как вдруг зеленый видит он приют:
Счастливо, видно, люди здесь живут!

Охотников увидев в отдаленье,
Навстречу выбежало все селенье.

Бахрама утомил тяжелый путь,
Хотел он в той деревне отдохнуть.

Но были глупы жители селенья,
Властителю не вознесли хваленья.

Разгневался на земледельцев шах,
На них не глянул с милостью в очах.

Сказал мобеду: «Их не надо трогать,
Но пусть течет у них в арыках деготь,

Пусть вместо человечьего жилья
Здесь мы увидим логово зверья!»

Уразумев приказ владыки строгий,
Мобед к домам направился с дороги,

Сказал крестьянам: «Дивный здесь приют,
Стада пестреют, и сады цветут.

Пришлось царю по нраву место ваше,
Он хочет, чтоб еще вы жили краше.

Вас всех он хочет превратить в господ,
Деревню — в город. Вы, простой народ,—

Все господа — и женщины и дети,
Вы не подвластны никому на свете.

Поденщик жалкий, важный старшина,—
Отныне ваша доля сравнена.

Все господа — и жены и мужчины,
Нет подчиненных, все теперь — старшины!»

Возликовали жители тогда:
Отныне все в деревне — господа!

Все уравнялись — и мужья и жены,
Стал равен старшине слуга поденный

В деревне стала молодежь дерзка
И старшину убила — старика.

С мечами друг на друга шли мужчины,
И кровь лилась повсюду без причины.

На деда внук пошел, и мать — на дочь,
Кто жить хотел, бежал оттуда прочь.

Остались только старцы и калеки,
Казалось, прекратился труд навеки.

Поля заглохли, высохли сады,
В арыках больше не было воды.

Замолкли все жилища до едина:
И люди убежали и скотина.

Вот минул год, пришла пора весны.
Поехал на охоту царь страны.

Он к тем местам цветущим прибыл вскоре,—
Но всюду запустенье, дикость, горе.

Поля заглохли, высохла листва,
Ни одного живого существа!

Лицо Бахрама горестью затмилось,
Увидел он всевышнего немилость.

Мобеду он сказал: «Гляди, Рузбех,
Крестьяне разорились, жаль мне всех.

Сады, дома разорены в селенье,—
Восстанови за счет казны селенье!»

К жилищам, развалившимся от бед,
По слову шаха поскакал мобед.

Объездил все дома и все кварталы,
Предстал пред ним старик, больной, усталый.

Сойдя с коня, произнеся привет,
Седого старца обласкал мобед.

Спросил: «Скажи мне, муж, годами древний.
Кто разорение принес деревне?»

Старик ему ответил: «В некий час
Державный шах проехал мимо нас.

Примчался к людям, отделясь от свиты,
Мобед — неумный, злой, хоть родовитый.

Он так сказал нам: «Все вы — господа,
Над вами нет ни права, ни суда.

Равны подростки, женщины, мужчины,
Вы все — над господами властелины».

Безумны стали жены и мужи.
Пошли убийства, драки, грабежи.

Мобеду я желаю божьей кары,
Да поразят его судьбы удары!

В деревне хуже худшего дела,
Не знаю, как избавимся от зла!»

Взглянув на старца ласковей, душевней,
Спросил мобед: «Кто старший над деревней?»

А тот: «Лишь там бывает старшина,
Где в поле плодоносят семена».

Рузбех ответил: «Кончилось унынье,
Ты старшиной деревни будь отныне!

Быков, баранов из казны проси.
Советы, может быть, нужны? Проси!

Бездельников казни ты, как владелец:
Тебе да подчинится земледелец!

А тот мобед… Его не надо клясть,
Пойми, была над ним чужая власть.

Тебе нужны помощники? Динары?
Проси что хочешь, мудрый, строгий, старый».

Те речи оживили старика,
Ушла, растаяла его тоска.

Направился глава деревни к дому,
Всех жителей созвал он к водоему.

Велел он обрабатывать поля,—
Да будет снова вспахана земля!