Яков Тублин - Образ жизни

А ты беспечною была —
Тебе другой ночами снился,
Ты принца своего ждала,
Который так и не явился.

…Не плачешь — высохли глаза,
И холодны все ночи кряду.
И лишь в окно стучит лоза
Без листьев и без винограда.

Лишь на свадьбы
И на похороны
Собирается родня:
Потускневшие племянницы,
Поседевшие дядья.
Это ликованье общее,
Эта общая печаль,
Эта общая и кровная
На обличьях их — печать.
Узнаваемые чёрточки,
Подзабытые черты;
Эти возгласы привычные:
«Боже! Да неужто ты?!»
Эта сопричастность вечная:
Ведь семья — всегда семья.

…Лишь на свадьбы
И на похороны
Собирается родня.

Цветут под вечной синью груши,
И небосвод смертельно крут.
Уважьте исповедью души,
Пока они ещё живут.

Пока они не стали тленом
И через Стикс не перешли,
Поют легко и вдохновенно,
Как будто волю обрели.
Над памятью надгробной поздно
Казенно речь произносить,
Потом, устроившись удобно,
Тост поминальный лихо пить.

Так вот, пока свечи не тушит
Земной и зыбкий наш уют,
Уважьте исповедью души,
Пока они ещё живут.

Снега, сожжённые дотла,
Стекают в мутную канаву.
От наступившего тепла
Взметнулась воробьев орава.

Вот тополя сквозной скелет —
Ещё он бездыханный вроде.
И в сквере гипсовый атлет
Одет ещё не по погоде.

Размыло прежде твёрдый путь,
И зыбкий март еще не в силах
Через поток перешагнуть,
Чтоб не утопнуть в той трясине.

Уже мечтают о тепле
Сверкающие рядом окна,
И на оттаявшей земле —
Полоски света и волокна.

И много ждать до ярких звёзд
От этой кутерьмы весенней,
Но возле старых птичьих гнёзд
Царит такое оживленье!

Как будто брякают ключи
В дому пустом и нелюдимом.
И птица ранняя кричит
Уверенно, неотвратимо.

Уже от марта — ни следа
И ни следа — от зимней грусти.
Идёт апрельская вода,
Перемывая мелкий мусор.

Лоснится чистый тротуар,
И голубь ошалелый бродит,
И от земли исходит пар,
К высоким облакам исходит.

Проснулась жёлтая пчела
И почка жёлтая проснулась,
И расправляются крыла
Для поднебесного загула.

Доносится речной гудок,
Такой охрипший и весенний,
И каждый маленький росток,
И каждый корень — утвержденье.

Земля вошла в свои права
Цветенья и многоголосья.
И завтрашние все слова
Уже по буквам произносит.

На небе звёздочек, как семечек в стакане.
А может, больше, я не знаю, не считал,
На небе звёздочек, как капель в океане,
И каждая горит во весь накал.

Не промелькнёт в такую ночь и в сером некто —
Всем тень его зловещая видна,
Когда луна так светит ярко, как прожектор,
Когда вверху такая полная луна.

И не убьёт никто друг друга и не ранит,
Не выйдет гад на чёрные дела.
На небе звёзд, как семечек в стакане.
В такую ночь, совсем плохи его дела.

В такую звёздную всем гадам очень плохо —
Им не украсть, не обмануть и не убить.
На небе звёздочек… Такая, брат, эпоха,
На небе звёздочек… и нечего ловить.

Вздох за стеною, на улице вскрик.
Зарозовело окно.
Ночь пролетела, и вот я постиг,
Что отболело давно.

Как те бездумные годы прошли!
Как ты прошёл мимо них!
Туча раздумий не тает вдали,
Ветер рассветный затих.

Опыт других… — а выходит, что ложь.
Ты за раздумья держись.
За ночь, бывает, такое поймёшь,
Что не понять и за жизнь…

И стою, упираясь в стену,
И, хоть тает, — вокруг темнота.
Своевременным быть, современным
Не дают мне былые лета.

Видно, в том обессмысленном прошлом,
В том, что делал, и как и к чему,
Не свою я какую-то прожил
Жизнь в своём одноглазом дому.

И влачил я постылую службу,
Что не в радость была, а в укор,
И в душе неизбывную стужу
Я ещё волоку до сих пор.

Где бы надо заплакать — смеялся,
По ничтожному поводу ныл,
И на части порой разрывался,
А порой по течению плыл.

Вот вдыхаю тепло через силу
На холодном еще берегу.
Очевидно весна наступила,
Но оттаять никак не могу.

Мой берег опальный,
О прошлом ещё не забыв,
Мы слышим с печалью:
«Троллейбус идёт на Намыв»,
Где волны сверкали,
Шумели, светлы и легки,
Бетонные встали
Дома, тротуары легли.
Песочною пылью
Покрылись ольха и сосна.
Здесь жили да были
Надежда, утеха, весна;
На удочках бились
Бычок и тарань, и рыбец;
Стрекозы резвились,
Но вот наступил им конец.
Всё это украли,
Реки затерялся мотив.
Мы слышим с печалью:
«Троллейбус идёт на Намыв».

После зимнего боя,
После бурь
Я порядком устал.
Мне везёт,
Да не больно —
Грохочу, как порожний состав.
Отшумели метели,
Снегопады
Давно отошли.
Наполняюсь апрелем,
Ветром,
Звуками тёплой земли.

Но апрелю и маю
Наступает на пятки
Июнь.
Сквозь весну проступает
Временами
И север, и юг.

Далеки листопады,
Но, как в мареве
Тусклый маяк,
Сквозь весну
Проступает
Несозревшая осень моя.

Как прощально солнышко сияет,
Благодать какая на дворе!
Я орехи с внучкой собираю,
Грецкие орехи в сентябре.

Красные сандалики на ножках.
— Дедушка, ещё один — смотри!
И ложатся в тёплые ладошки
Звонкие орехи: раз, два, три…

Внучка всё смеётся без умолку,
Приминает влажную траву.
Будем с ней зимой орехи щёлкать,
Если до зимы я доживу.

Стою у ясной утренней воды,
Стою, как будто с прошлым на свиданье, —
На полустанке счастья и беды,
На перекрёстке света и страданья.

Как демобилизованный солдат,
Целующий прострелянное знамя,
Себя перевожу на новый лад,
Обугленными шевеля губами.

Горит в воде неясный огонёк,
И солнце розовеет на востоке.
Я этим летом умереть бы мог,
Но вот я жив — мир надо мной высокий.

Я различаю свежие следы,
Я постигаю слово «ожиданье»
На перекрёстке света и беды,
На полустанке счастья и страданья.

Сон, как явь, был отчетливо резким.
И, как лёгкая лодка, уплыл:
Мне приснилось, что я на еврейском
Тихо с мамой своей говорил.