Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Глухие рвы попрятала полынь,
Где шла война, цветут ромашки белые.
Влюбленно ходят девушки по ним,
И дышит воздух мирными напевами.

Но иногда расколет тишину
Могущество заряда динамитного.
Порода, валуны летят в волну,
И порох держит слово, как на митинге.

Гранитные холмы на дне Оби
Могучим мирным взрывом уничтожены.
Работай, аммонал, взрывай, дроби,
Тебе по штату воевать положено.

Твоя война на благо всех людей,
Она не для людского истребления.
Она не говорит: — Убей! —
И у нее другие убеждения.

Ее девиз: — Взрывай и тут же строй,
И даже там, где было поле минное.
Да будет в мире род людской,
Да будут наши взрывы только мирными.

Ты пришла ко мне в горенку
В упоенье хмельном,
Погляди: снизу доверху
Счастьем дышит мой дом.

За оконушком зоренька,
День хорош и пригож,
Посмотри, моя горлинка,
На тебя он похож!

Голубой да лазоревый,
Ясным солнцем кроплен,
Синевою озоновой,
Тишиной напоен.

Быстролетные ласточки
В синеве, как ладьи.
Друг! Любуйся и радуйся,
Удивляйся, гляди!

Кто тебя, береза, бил?
Кто оставил эти шрамы?
Я тебя всю жизнь любил,
Хоть разок ко мне пришла бы.

Вот дорога, вот тропа,
Приходи, ну, сделай милость,
Что же ты, совсем слепа,
Коль с дороги сразу сбилась?!

Не туда! Держи левей,
Вот теперь идешь как надо.
Я пленен красой твоей,
Ты любовь моя и Лада.

Заходи в мой новый дом,
Заходи в мои покои,
Я попотчую чайком,
Что-нибудь найдем, покормим!

На стене блестит смола,
В каплю светлую сгустилась.
Ты, березонька, смела,
Если в доме в пляс пустилась

Под мою гармонь-зарю
Я спою тебе страданья,
Душу, сердце подарю
В память нашего свиданья.

В поганкиных палатах леса
Ютится гриб с названьем — груздь.
Еще до нашего прогресса
Гриб этот полюбила Русь.

Как он хрустел, когда жевали
Его за трапезой в избе.
И капиталы наживали
Кой-кто на хрусте и грибе.

Груздей все меньше. Исчезают,
Не мудрено перевестись.
Вот этим летом я не знаю,
Груздем смогу ли запастись?

О чем стихи? Да о грибах ли?
Об испытаниях судьбы.
Боюсь, чтоб люди не зачахли
От окружающей среды!

Останься, радуга, над полем,
Очарование продли
И этим что-нибудь такое
Во мне хорошее роди!

Дай вволю мне налюбоваться,
Запомнить всю твою красу.
Не хочешь ты повиноваться
И пропадаешь вдруг в лесу.

Хожу, ищу твои каменья,
Твой аметист, твой изумруд,
Твое цветное оперенье,
Но вижу, что напрасный труд.

— Что потерял? — смеются люди. —
Что собираешь в узелок?
— Помешан я на изумруде,
Что кинул мне Илья-пророк.

Все пальцем тычут на поэта
И прячут камешек в пращу.
И никому не надо это,
Что я о радуге грущу!

Люди, что нас одевают
В шерсть, и в сукно, и в шелка,
Целыми днями бывают
Возле машин и станка.

Это ткачи и ткачихи,
Это пролетариат,
Труд для них верный учитель,
Возрастом он староват.

Опытом он не моложе
И существует давно,
Ткет и брезент и рогожи,
Штапель и шелк-полотно.

Тянутся тонкие нити,
И возникает сатин.
Вот он! Красавец! Взгляните,
Марки его высоки.

Ткут и Калинин, и Вязники,
Кинешма, и Кострома,
Ситцы, как светлые праздники,
Просятся в наши дома.

Его наковальня — рабочее место.
Приблизишься — жаром тебя обдает.
Кузнец — это старый подручный Гефеста,
Весь день он у жаркого горна кует.

Удар! И железо податливо гнется.
Удар! И подкова в горячих клещах.
А мастер счастливо, устало смеется
И что-то уж новое держит в руках.

Все мысли его у горячего горна,
Все силы его — что-то сделать, сковать.
Глядит на огонь он задумчиво, гордо,
Углем бы его в этот миг рисовать!

Прожжен его фартук, а ворот расстегнут,
А мускулы ходят его ходуном.
Да, жизнь нелегка, но умелец не согнут,
Хоть он поседел, но силенка при нем.

Удар! И расплющена гайка в лепешку.
Удар! И готово большое кольцо.
Удар! И смеется: — Живем понемножку! —
И пламя багровое рвется в лицо!

В старину была страда,
Люди на поле потели,
Потому что города
Звать деревню не хотели.

Знай одно мужик — вставай,
От натуги лезь из кожи,
И при этом урожай
Был трагически ничтожен.

Вся-то техника — соха,
Вся-то сила — сивка-бурка.
Трудно, что таить греха,
Доставалась людям булка.

А теперь и трактора,
И комбайны, и моторы,
И деревне города
Помогать во всем готовы.

Белоручек в поле нет,
Там, как пчелы, дружным роем
И рабочий, и студент,
И артист картошку роют.

Хлеб — всеобщее добро,
Хлеб — всеобщая забота.
Современное село —
Всклень наполненные соты.

Нет страды, есть труд людей,
Их обязанность святая.
Труд сегодняшних полей
Никого не угнетает!

Пахарь на пашне
Царь-государь.
Пахарь на пашне
Лирник, кобзарь.

Пахарь на пашне
Широкоскул,
Плуг для него —
Это кресло и стул.

Сядет-присядет
За скромный обед,
Телом красавец,
Душою поэт.

В поле, под высью
Как он силен,
Светлою мыслью
Лоб осенен.

Смех его юный
В смоль бороде:
— Что ты задумал,
Вор-воробей?!

Хочешь посевы склевать?
Обожди:
Пусть поклюют их
Сначала дожди!

Пахарь — хозяин
Трудного счастья.
Просто нельзя им
Не восхищаться!

Осенний холодок на пригородной станции,
Покрикивает где-то птичья стая,
Поблескивает будка в красном панцире,
Посверкивает линия пустая.

Стерня повита тонкой паутиною,
Ушли с полей машины под навес,
Покрякиванье сытое утиное
Во мне рождает внутренний протест.

Самодовольство, сытость, потребительство —
Враги! И мне не быть у них в плену.
Все трубачи земли, в трубу трубите
И объявляйте сытости войну!