Автор неизвестен - Песни былого. Из еврейской народной поэзии

Когда я зачахну, о господи боже,
Никто не узнает, никто не поможет.

Пусть будет что будет, спасения нет.
Из ямы холодной я вылез на свет.

«Почтенный хозяин, хозяюшка Роха,///
Вы что же, не знали, как было мне плохо?»

«Вы что же, совсем про меня позабыли,
Еды и воды мне три дня не носили?»

Увидела Роха, что стало со мною,
И хлеба достала, и кружку с водою.

Умыться иду перед скудной едою,
А мнится мне, будто приходят за мною.

Чтоб вытереть руки, тряпицу мне дали,
А мнится: мне руки цепями сковали.

К столу подошел я и начал молиться.
Да в двери, почудилось, кто-то стучится.

Поел и опять помолился я богу,
Да впрямь хапуны подступили к порогу.

«Я знаю, не в гости пришли вы, евреи, ///
Пришли вы за жизнью несчастной моею.»

«Что делать, мне нечем от вас откупиться.
И нету защиты, и некуда скрыться».

Худую мою одежонку сорвали,
Мне руки и ноги цепями сковали.

Как зверя, в телегу меня погрузили,
Под стражею в город меня проводили.

Несчастная мать побежала в общину,
Да только слезами поможет ли сыну?

Сказала старуха: «О господи боже,///
Единственный сын мой, кормилец, надежа!»

«Единственный сын мой, а в список проклятый
Его записали, как будто он пятый».

Угрюмо община трясла бородами:///
«Старуха, ты сына спасешь ли слезами!»

«Ты лучше молчи, не кричи ты покуда,
— Ты глупою речью не сделала б худа!»

— Лестницу приставлю к черной туче,
Доберусь до бога самого
И скажу: «Любимого не мучай,
От солдатчины спаси его!»

— Лестницы не ставь ты к черной туче,
Господу не надо досаждать,
Ты сама подумай: разве лучше
Лезть на небо, чем солдата ждать!

— Милый, будет все, как пожелаешь,
Буду ждать и год я, и другой.
Но ты сам себе не представляешь,
Как несладко быть всю жизнь одной!

Нету мне сочувствия, утешенья нет,
В воинском присутствии ждут тебя чуть свет.
Лучше пусть случится меньшее из зол,
Чтобы хоть по хворости ты не подошел!

Милый мой расстанется с молодой со мной,
И вдовой останусь я, не побыв женой.
То, что нам назначено, видно, не к добру.
Потому заплачу я завтра поутру.

С вами не случится пусть горя, что со мной,
Быть мне не девицею, не мужней женой.
Ты уходишь, милый мой, а придешь когда,
Буду ли красива я, буду ль молода?

Нету мне сочувствия, утешенья нет,
В воинском присутствии ждут тебя чуть свет.
Что мои моления, плакала я зря,
Нету мне спасения от батюшки-царя.

Наверху комиссия,
Нас ведут туда,
Дружно головами
Кивают господа.

В комнату приводят,
Ставят у стола.
«Ну ка раздевайся,
Парень, догола!»

Ой, мне горе, ой, беда,
Нет дороги никуда.
Стану я солдатом,
Мне спасенья нет,
В том я виноватый,
Что мне двадцать лет.

Мерят грудь и плечи
Всем парням подряд.
Откупиться нечем,
«Годен», — говорят.

В комнату другую
Вводят в тот же день.
«Вот штаны солдатские, —
Говорят, — надень!»

Ой, нам горе, ой, беда,
Нет дороги никуда.
Будем мы солдатами,
Нам спасенья нет.
В том мы виноватые,
Что нам по двадцать лет.

Ой, в присутствии топят печи,
Дым идет из высоких труб.
Ой, себя мне утешить нечем,
Потому что солдат мне люб.

Над присутствием все в тумане,
Горько катятся слезы из глаз.
Бьют часы моих тяжких страданий,
Что ни миг — то двенадцать раз.

Бьют и в доме часы двенадцать,
Спать пора в этот час ночной,
А глаза мои все слезятся,
Все мой рекрут передо мной.

Плачьте, птички, со мною вместе,
Не унять нам его тоску.
Все ж с какой-нибудь доброй вестью
К моему летите дружку.

Птички, птички, сделайте милость,
Полетите, дождавшись дня.
С той поры, как в него влюбилась,
Отвернулись все от меня.

Дождь идет и пройдет когда-то,
Может, высохнет в лужах вода.
Что же я полюбила солдата,
Погубила себя навсегда.

Башмаки без каблуков
В моде, как когда-то,
Нынче в моде — женихов
Забирать в солдаты.

Забирают молодых,
Статных да пригожих,
Утешал меня жених, —
Дескать, бог поможет.

Бог помог, и милый мой
В дом свой воротился.
Но ко мне он ни ногой.
Может, ходит он к другой,
Может, загордился.

Погода совсем плоха.
Гуляешь — и то не в охоту,
Служить моего жениха
Послали в девятую роту.

Пришел он, мой дорогой.
Там стали кричать, ругаться,
Он заскучал, и домой
Ему захотелось податься.

Вернулся мой дорогой,
Теперь ему прятаться нужно,
Теперь у меня он трефной,
Сбежал он от царской службы.

Все вроде сходило с рук,
Но как-то его, беднягу,
Выследил Полещук:
Показывай, мол, бумагу!

Нахмурился мой дорогой:
«Теперь пропаду я безвинно,
Ведь нету бумаги другой,
Кроме рубля с полтиной».

Бумагу взял Полещук
И, в шапку деньги ховая,
«Сиди, — сказал Полещук, —
А я тебя знать не знаю!»

Терплю я немало мук,
Спасая его, бедолагу.
Повадился к нам Полещук
Ходить, проверять бумагу.

И вам придется несладко сейчас,
Хоть ваши отцы богаты,
Теперь уже скоро потянут и вас,
И вы попадете в солдаты [1] Эта песня сложена после реформы 1874 года о всеобщей воинской повинности, которая вселяла тщетные надежды на то, что будут устранены злоупотребления глав общин, назначавших юношей в рекруты, Такое положение давало возможность откупаться от рекрутчины или нанимать бедняков, чтобы те шли в солдаты вместо сынков богачей. .

Пускай твой отец хоть богач, хоть купец,
Теперь без почтенья былого
Тебе придется несолоных щец
Хлебнуть из котла полкового.

Охотников лямку тянуть за вас
Теперь уже не найдется,
И плача слушать дурацкий приказ
Вам уж самим придется.

В домах богачей, как в дому бедняка,
Кто-то заплачет тоскливо.
Богач бедняка, как свояк свояка,
Поймет хоть во время призыва.