Автор неизвестен Европейская старинная литература - Лузитанская лира

А вон карга в бандо и с длинным traineʼom [144] Трен, шлейф ( фр.). ,
Что сходен с веером старинным. У дверей
Два мекленбуржца ждут владелицы своей
И бьют копытами со ржанием надменным.

Роскошных тканей на прилавках тьма,
Но нечем зелени дышать декоративной.
От пудры рисовой во рту у вас противно,
Зато приказчики — услужливость сама.

Но постепенно, словно мавзолеи,
Становятся ряды торговые темны.
Лишь выкрики еще кой-где в ночи слышны —
Там кто-то продает билеты лотереи.

«На хлеб подайте! Сжальтесь надо мной!» —
Мне этот стон всегда во мраке сердце ранит:
То руку с робостью за милостыней тянет
Мой школьный латинист, учитель отставной.

Над океаном крыш — простор без меры
И свет небесных тел течет, как струи слез.
По счастью, верю я, что есть метампсихоз!
Что может слаще быть столь голубой химеры?

Как бесконечен улиц лабиринт,
Как кровью налиты глаза у шарабана,
Как ставни хлопают во мраке непрестанно,
Как звякнул выпавший при их закрытье винт!

А я шагаю, как по строчке нотной,
Меж двух шеренг домов шикарных и лачуг,
И флейта дальняя — о пасторальный звук! —
В ночном безмолвии пронзает воздух плотный.

Когда бы жить мне вечно, с каждым днем
Все новых совершенств и радостей взыскуя!..
И я стеклянные дворцы себе рисую,
Что мы для наших жен в грядущем возведем.

О наши сыновья, осуществится
В ваш век так много снов, нам снившихся всегда,
Что ваши матери и сестры никогда
Не будут в мерзости и тесноте гнездиться!

А мы, кочевники грядущих лет,
Рыжеволосые праправнуки да Гамы,
По континентам всем проложим путь упрямо,
По океанам всем прочертим пенный след.

Ну, а пока нас жизнь замуровала
В ущельях каменных без трав и без цветов.
Чу! Мне сдается, нож блеснул в тени домов
И жертва сдавленно о помощи воззвала.

Меня мутит: я, мнится, сам пропах
Миазмами глухих проулков, полных скверны,
И сторонюсь пьянчуг, что вышли из таверны,
Горланя и держась нетвердо на ногах.

Не страшен мне сомнительный прохожий:
Ограбить нищего — какой в том вору толк?
И все ж во тьме всегда тревожно. Что там? Волк?
Нет, лишь бродячий пес со струпьями на коже.

То вверх, то вниз по спускам городским
Чины полиции плетутся с фонарями,
И, папиросными сверкая огоньками,
Глядят веселые девицы в спину им.

И, надвигаясь гневно и глумливо
На здания-гробы, встающие из мглы,
Скорбь человеческая желчные валы
Стремит за горизонт, как море в час прилива.

Прощай! Прощай же! Я уплываю,
Но возвращусь я к тебе назад.
И летним солнцем однажды, знаю,
И летним солнцем однажды, знаю,
Осенний сменится листопад.

Прощай! В разлуке — иное время:
День — словно месяц, а месяц — год.
Да, я расстался с мечтами всеми,
И все же смело плыву вперед.

Печальный ветер поет, вздыхая…
На путь, родная, благослови!
Ты за молитвой соткешь, я знаю,
Ты за молитвой соткешь, я знаю,
Наш белый парус большой любви.

Прощай! Сегодня удел наш — горе,
Но снова встретимся мы с тобой.
Волна и ветер… Ах море, море!
Одною связаны мы судьбой.

Я уплываю, смятенья полный.
Ответь мне, море, смотря в глаза:
Что солонее: твои ли волны?
Что солонее: твои ли волны?
Или, быть может, моя слеза?

Прощай! Команда: «Отдать швартовы!»
Сильней швыряет корабль волна.
Не скоро встречусь с тобой я снова,
Но будешь сердцем ты мне верна.

Прощай! Уносит меня из дому
Осенний ветер, предвестник вьюг.
Шепчу беззвучно я рулевому,
Шепчу беззвучно я рулевому:
«Забудь про север! Держи на юг!»

Мы развернулись кормою к югу.
Меня не слышит наш рулевой.
Не забывай же меня, подруга,
Не забывай же меня, подруга!
В моем ты сердце всегда со мной!

Прощай! Все дальше уходим в море,
И лик отчизны исчез вдали.
Спаси же, кормчий, нас всех от горя!
Спаси же, кормчий, нас всех от горя!
И зову предков скорей внемли!

Прощай! Крепчает соленый ветер.
Мой ангел, где ты, где ты сейчас?
Застигла буря нас на рассвете
И беспощадно терзает нас.

Я не достану до дома взглядом,
А до Британии — тридцать миль.
Но ветер — вот он, и гибель — рядом,
Но ветер — вот он, и гибель — рядом,
И не спешит к нам на помощь штиль.

Прощай! Наверно, уже ты знала,
Чем завершится мой горький путь,
Когда, прощаясь со мной, рыдала,
Слезой разлуки кропя мне грудь.

Нас гонит буря! Воды и хлеба
Всего осталось лишь на два дня.
Зачем упорно так хочешь, небо,
Зачем упорно так хочешь, небо,
Ты юной жизни лишить меня.

А дни проходят… Зачем однажды
Решил уплыть я от злой беды?
Затем ли, чтобы сгорать от жажды
Среди ревущей вокруг воды?

Эй, с добрым утром! Как лют, однако,
Сегодня ветер, мой капитан!
Скрипит зловеще «Святой Иаков»,
Скрипит зловеще «Святой Иаков»,
Рычит свирепее океан.

Эй там, на мачте! Увидел, может,
Ты, юнга, землю — хотя б вдали?
— Вода и небо! Одно и то же!
Как будто в мире и нет земли!

Нас гонит буря. За нас, скитальцев,
Луна, грехи наши отмоли!
О море! Разве для португальцев,
О море! Разве для португальцев
Не стали хляби добрей земли?

О горе всем, кто выходит в море!
Напрасно ждет их назад родня!
Эй, курс на Данию! В Эльсиноре
Тоскует Гамлет и ждет меня!

Прощай, родная! Умру тоскуя!
По нашей встрече… Спасенья нет!
Со всеми вместе иду ко дну я,
Со всеми вместе иду ко дну я
И погибаю в расцвете лет!

Но что такое? Мираж пред нами
За миг до смерти из тьмы возник:
Святая дева вдруг над волнами
Идет и волны стихают вмиг.

И ярость шторма уже угасла.
Вокруг — затишье на много миль,
Как будто кто-то на море масло,
Как будто кто-то на море масло
Пролил и бурю сменил на штиль.

Ты так усердно за нас молилась,
Моя родная, — и потому
Спасенье вовремя к нам явилось,
И луч надежды рассеял тьму.

Остались в прошлом былые страхи.
Луна сияет нам, как маяк.
На парус наши пойдут рубахи,
На парус наши пойдут рубахи,
Луна над мачтами — словно флаг.