Семен Кирсанов - Гражданская лирика и поэмы

Здесь, на границе, с автоматом, в каске,
как часовой на вверенном посту,
я вслушиваюсь в гул заокеанский,
я всматриваюсь в даль и в высоту.

Прислушайтесь, товарищи, к совету:
не потеряйте зоркости во мгле!
Нет! Разглядите издали комету,
грозящую приблизиться к Земле.

Кометчики над картой полушарья
склонились группой сумрачных теней,
руками растопыренными шаря,
карандашами черкая по ней.

Мой враг опять уселся в кресло плотно,
и новый чек подписывает он
под треск и визг сумятицы фокстротной.
«Война!» — он говорит в свой диктофон.

Горящими крестами ку-клукс-клана
он жаждет наши озарить холмы
и ставит стрелы гангстерского плана
там, где свой дом отвоевали мы…

Донецких недр горючие глубины,
азовской солью пахнущий Ростов,
днепровские могучие турбины,
пунктирный ряд Курильских островов;

Памир, еще не понятый и дикий,
Алтая неизмятую траву,
Узбекистана чистые арыки
и сердце мира — Красную Москву;

и солнце в ослепительном зените,
и тишину священнейших могил —
все,
что имеем, —
грудью заслоните,
как я своей однажды заслонил!

Я не даю совета: грудью голой.
Во имя жизни это сделал я!
Вы ж выдумайте твердый и тяжелый,
надежный щит советского литья.

Прикройте землю броневою толщей,
ее мы будем плавить и ковать!
Хочу, чтоб вам
не приходилось больше
телами амбразуры закрывать.

Скоро у вас,
живых,
стянутся раны.
Осуществите
вы
партии планы.
Будете продолжать
путь,
что война прервала,
красные
водружать
флаги
на перевалах.
Будет у вас
жизнь
необычайной!
Сблизят
глаза линз
с звездною тайной.
Войны
уйдут вдаль,
в древние мифы.
Кончатся
навсегда
гриппы и тифы.
Что вам года,
что́,
времени пристань?
Будете жить —
сто,
двести и триста!
Ночи и дни
встречать
юношескими глазами,
дождь или снег
включать
и выключать сами.
Будет светлеть
мир
после пожарищ!
Будет расти
вширь
слово «товарищ!».
Будете
создавать
новую сушу,
творчеству
отдавать
смелую душу!
И глубиной
глаз,
рифмой поэта —
будете
помнить
нас,
живших для этого!

Смиряется и тихнет бурный ветер,
теплеет мирный человечий кров.
Все к лучшему, я думаю, на свете,
здесь, на планете, в лучшем из миров.

В пещерный век, в эпоху льдин и ливней,
беспомощных, неоперенных, нас
мохнатый мамонт подымал на бивне
и хоботом неукрощенным тряс.

Жилища мы плели, перевивая
тугие стебли высохших лиан,
и гнезда наши, хижины на сваях,
срывал неумолимый ураган.

Но человек не сдался. Вырос. Выжил.
Отпрянул зверь, и устрашился гад.
И мы из тьмы шатающихся хижин
пришли под своды гордых колоннад.

И тигры, что в тропической засаде
высматривали нас из-за ветвей,
теперь из клетки в пестром зоосаде,
мурлыча басом, веселят детей.

Столетия мы были крепостными,
на рудники нужда ссылала нас.
В жаре литейных, в паровозном дыме,
в глубинах шахт мы сплачивались в класс.

Нас на кострах сжигали, гнали в ссылку,
ковали в цепи, каторгой моря,
но слабую подпольную коптилку
раздули мы в пыланье Октября.

Нас рвал колючей проволокой Гиммлер
и землю с нашей смешивал золой —
но человек не сдался, он не вымер,
он встал над отвоеванной землей.

Он бьет киркой по толще каменистой
грядущим поколениям в пример,
и, самый молодой из коммунистов,
«К борьбе готов!» — клянется пионер.

И жизнь-борьба нам предстоит большая
за самый светлый замысел людской,
и мы приходим, к жизни обращая
глаза, не помутненные тоской.

Какая б тяжесть ни легла на плечи,
какая б пуля в ребра ни впилась —
вся наша мысль о счастье человечьем,
о теплоте товарищеских глаз.

Когда вам было страшно и тревожно
и вы прижались к холоду земли,
я говорил вам строго: «Нужно! Должно!» —
и вы вперед моей тропой ползли.

Мое в атаках вспомнится вам имя,
и в грозный час, в последнюю пургу
вы кровь свою смешаете с моими
кровинками на тающем снегу.

Так я живу. Так подымаюсь к вам я.
Так возникаю из живой строфы.
Так становлюсь под полковое знамя —
простой
советский мальчик
из Уфы.

Свеж и чист апрель.
Бьют часы на Спасской.
День прошел —
и Кремль
облит яркой краской.

Над багрянцем туч
встал Иван Великий,
и не сходит луч
с флага, что на ВЦИКе.

Месяц занял пост
под вечерним сводом.
Москворецкий мост
врос быками в воду.

Старый, бывший мост,
узкий и горбатый.
Кремль еще без звезд.
Год — двадцать девятый.