Вячеслав Ладогин - Спички

На кавалеров военных, подтянутых, да примерных, да с чувствами…
Теперь стары её губы, теперь борта её шубы обкусаны,

И часто недомогает, но к внешности прилагает всё тщание,
А лёд сверкает, смеётся, и как там в песне поётся – про щастие?..

Скажи ей слово, синица, седой зимы ученица, отличница —
Как ожидая погоды, ты выносила невзгоды, добытчица,

Искала малые крохи, роняла горькие вздохи синичие:
У всякого безобразия, зная, есть своёбразное приличие,

Которое начинается, когда снега осыпаются синькою,
Сверкают грязной обочиной, в грязи билайна просроченной симкою,

Кожуркой жёлтою перечной и упаковкой сарделечной, чипсовой,
Лихих воробушков гомоном,
веслом скульптуры отломанным, гипсовым.

В сокровищнице скарабей-жучок,
Бедняжка, мечется по жемчугу морскому,
И шепчет с фрикативным «г», так, по-простому:
«Пошли Ты, Хосподи, хоть козий катышок»!

Навозника частично понимая,
Перечитаю «Горе от ума» я.

Коль уж скоро – с бараном решишься Ты в суд,
Рожкам-ножкам быть наверняка.

Есть надежда – простить не сочтёшь Ты за труд:
«Жалко», – молвишь, – «из-за пустяка»…

Вкус отведать мне даждь Твоего пирога —
Там вон – лакомый кус – пожирней.

Вздыхал Моисей сам, как жизнь коротка…
Я, видишь ли, не Моисей.

Твой с жару пирог зажевать – благодать,
Запашистый ноябрь пить – бульон.

Дай не сплошь к декабрю Ты листве увядать…
Пусть, ах, пусть будет правда – не сон!

Если ж – сном, дай хоть – сладко, без задних посплю
Мыслей, задних ног, задних забот…

Впрочем, если, бездельник, о тщетном молю,
Обеззвучишь, надеюсь – мой рот,
Вряд ли голос беззвучный соврёт.

Молодость как одеяло
Сбросить и воскликнуть – ха!
Утро – лёгкое начало
Традицьонного стиха.

Ветра древняя забава.
Зрю в пылающих лучах:
Возникает величаво
Львиный прайд на облаках.

Во глазища! – точно лампы
Наземь с облака глядят.
Золотисты, мягки лапы,
Когти солнышком горят.

Ранний ветер лань рисует
На вершинах золотых,
Лань на облаке гарцует,
Львица замерла на миг.

И бросается, и когти
Распускает в высоте…
И в рассветной позолоте
Растворилась на холсте.

Безжизненные вы, усталые,
Бугристы и берестяны,
Сквозь вас сочатся воды талые
И топят вас, снега весны.

Холодным звуком их бурления,
Как вешним соком древо вешнее,
Живет земля. Лишь сожаления
О снежном духе грусть нездешняя

Звенит из холода откуда-то
И к сердцу больно так касается.
Пой, ретивое, к нам красавица
Явилась, пой, да что ж те худо-то?

И пусть себе сезон меняется,
И пусть, и пусть, имей терпение.
Начнут лишь листья сердцу нравиться,
Коснётся слуха вьюги пение.

Если персонажа взять в кавычки,
Хоть кого, а даже и меня,
То скажи, кто в этой электричке
Едет на закат сырого дня?

То не боль ли едет в ней без плоти,
Как свеча, колеблясь… не душа ль?
То, чего, кавычки, не возьмёте.
А всего, что взяли, ей не жаль.

И жить мне лень, и стоят ли усилий
Рык львиный, ржанье зебр, визг гамадрилий?
Я думал – место в Африке всему,
Что Русь открыла взору моему.

На столе кленовый носик…
Русская глубинка.
Там крестьянка воду носит,
Там над ней – рябинка.

Там её знакомый парень
Раз – назвал «голубкой».
Там спознал проезжий барин —
Что у ней под юбкой…

Эко кислое житьё – на
Вкус – как аскорбинка.
Носик слётывает с клёна.
Вертится пластинка.

Утром пар плывёт из просек
Простынью – с отмостка.
На столе кленовый носик,
Щели – в серых досках.

Тут прознал проезжий барин —
Что у ней под юбкой…
Тут её знакомый парень
Раз – назвал «голубкой».

Тут голубка воду носит,
А над ней – рябинка.
На столе кленовый носик…
Русская глубинка.

Как стучит в мокрой роще дятел и как звучно растёт трава,
Так естественно мой читатель понимает мои слова.
Никогда ничто не проходит, навсегда останется звук
Молоточка при мокрой погоде, и стихи читающий друг,
Тот, кто знает за мной такое, что и сам я вспомнить стыжусь,
Тот, которому «мы с тобою» говоря, я втайне горжусь
Тем, что это не ложь, а въяве, эта грёза о дружбе твоей,
Ты, единственный, на переправе не менявший живых коней.

– Ты сказал: «Серезлеев»?.. Крепчайший чекист, православнейший!..
Только, слышь, почему Серезлеев ростбифы не ест?
– Знаю, но не скажу. – Ну, скажи! Казус, видно, забавнейший…
– Нет, никак не забавный. Скорей уж – такой… жуткий крест.
– Жуткий крест? Вот те на! Расскажи, брат, теперь не отвяжешься!
– Да такой, понимаешь ли, случай, не сразу отважишься
Рассказать…
В общем, так: день рождения был у него.
Сел к столу он. Ребёнок пришёл, сын, лет девять всего.
Он гостям говорит:

Серезлеев
Сын мой учится в школе воскресной.
Расскажи нам урок свой сегодняшний, душеполезный,
Что рассказывал детям сегодня, скажи, иерей?

Мальчик
Царь был Молох у древних. Они убивали детей.

Серезлеев
Как ужасно, мой друг. Что ж ещё вам рассказывал он?

Мальчик
Поедали людей его слуги с древнейших времён.

Серезлеев
Что-то жуткое ты говоришь. Что ж ещё он сказал?

Мальчик.
Что теперь век иной, жертвы божеской, кроткой настал,
Что теперь слово молвишь над хлебом и чашей вина,
Будешь плоть есть, и пить его кровь ты на все времена.