Петр Артемьев - Сновидения петербуржца

За стол сажусь чайку попить с пирожным.
Оно на блюдечке заманчиво лежит.
Приходит Викторов, знакомый с хитрой рожей,
С ухмылкою, что, мол, не лыком шит.

Подходит он к столу без приглашенья,
Берет пирожное, запихивает в рот.
Я онемел от шока возмущенья:
Мой ужин поедает живоглот!

Эклера я мечтал отведать сладость,
И мягкость выпечки, и свежий аромат…
И кайфа не словил – все к черту, все не в радость,
Что слаще Викторову было во сто крат!

В саду тенистом, заросшем
Храм Христов одинок и заброшен…

Рядом с храмом, у южной стены,
Как посланник богини войны,

В шлеме грозной Афины-Паллады
На престоле языческий жрец.

Он статный, геройского склада —
Борец за блаженство сердец.

Перед ним дева в платье старинном:
Каштановых локонов волны
Упали на плечи и спину,
Очи слез и страдания полны.
Человек в шлеме грозной Афины

Деву к тайной рекезовет,
Где любовная лава течет.
Говорит ей: «Прими крещенье,
Соверши в реке омовенье!»
Из уст льются слова как мед.

Но поверить она не может,
Что дает избавленье река.
Кто же девушке бедной поможет,
Убежденья в ком сила крепка?

И тогда появляется женщина.
Она с девушкой связана кровно,
Она мать этой девушки словно.
Ей от века судьбою завещано

Пробуждать в детях чувства природные,
Делать все, естеству угодное.

Повелительным жестом руки
Она дочку туда направляет,
Где поток огневидной реки,
Словно золота слиток, сверкает.

И поверила матери дочь:
Из души все сомнения прочь!

И проснулись любовные грезы.

И к реке, где священная лава,
Вывел дочку служитель Афины,
Весь в лучах ослепительной славы
Избавителя девы невинной!

Люди тонут. Им не выбраться из плена.
Будут морем Корогодскогоубиты.
Волны синие и гребней белых пена
Как надгробий мраморные плиты.

Сидя на песчаном берегу,
Я себя в тисках могильных вижу:
Выйти на берег из моря не могу —
Подойти боюсь к морской пучине ближе…

«Не стану жить с тобою не любя! —
Она сказал мне. – Тебя забыть я рада». —
«Ну и пускай, – воскликнул я с досадой, —
Взаимно отрекаюсь от тебя!»

Любимый образ потускнел, поблек.
Увы! она растаяла как снег.

И тут является ее подруга, Лея,
Преподнести отступнику урок,
И как полынь в устах ее упрек:
«Ты потерял ее. Поступок дуралея!
Любовь к ней – легкое и розовое пламя.
Ты заглянул в себя и видел благо это.
Пускай отсутствует взаимность между вами —
Твоя душа была святым огнем согрета.
Мужчина тот поистине красив,
Кто дел сердечных трудности изведал
И боль терпел, зато Любви не предал:
Он был вынослив и трудолюбив!»

И понял я, что стал врагом Любви.
Огонь горит во мне неистребимый
И сердце беззащитное язвит
Невинным равнодушием любимой…

Я быков строптивых на лугу
Устрашаю, щелкая бичом.
Укротить животных не могу:
Им угроза плети нипочем.

В огневидный радужный клубок,
В луч животекущий распрямился,
По спине хлестнул быков, ударил в бок.

Свет почуя новый, необычный,
Покорясь лучистому бичу,
Побрело смиренно стадо бычье
На закланье в руки к палачу.

Собственной матери, чувств не тая,
Излил свое горе: «Родная моя!

Яд смертоносный по жилам разлит.
Кто, как не ты, мою боль утолит?

Та, что люблю я, ко мне равнодушна.
Будет твоим лишь внушеньям послушна.
К ней поезжай, жить со мной убеди,
Счастья восторг обещай впереди».

Мать уезжает. Приходит известье,
Следует быть, мол, в условленном месте.

Адрес в кармане. Все в полном порядке.
В парадной был лифт. Вот и нужный этаж.
Девушка с парнем стоят на площадке:
Стиляги на вид и в манерах кураж.

Насмешливо смотрят. Нахальные лица.
И заявляют: «Мы служим в милиции.

Маньяка свирепого вышли на след.
Пока преступлений его не раскрыли.
Проверить бы надо: убийца не ты ли,

Ах! рассмешили историей жуткой.
Меня пропустили к заветной квартире.

Пластина железная к двери привинчена.
Надпись читаю на ней необычную:

Любимая … смерть …От прочтенного обмер я.
Дальше идут телефонов три номера.

Слово любимая палец мой стер.

Звоню. Мать открыла, пустила в переднюю.
В глазах ее скорбных ответ я читаю.
Развеял он грезы, надежду последнюю:
О встрече с любимой моей не мечтаю.

Горем убитый, вхожу я в гостиную:
С белою скатертью стол стоит длинный.

Мужчина сидит за ним, мрачен и тих.
(Он моей матери будто жених.)

Мать улыбается. Счастлива очень.
( Мрачный мужчина, выходит, мне отчим.)

Девушки носят на свадебный стол
Ноги куриные в винных бокалах,
Строят улыбочки. Страшен оскал их!
Словно я в гости к вампирам пришел.

Артист народный З.Я. Корогодский
Преподает студентам СПГУП’а,
Где ректор знаменитый Запесоцкий.
Учащихся оценивает скупо:

Им прививает он азы актерской школы,
Дерет их, словно сидоровых коз,
Ведь правда розог лучше лести роз.
Пускай учения вкушают хлеб тяжелый.

Он ходит старческой нетвердою походкой,
По полу шаркая. Волочит еле ноги.
Седой как лунь, колючая бородка,
Взгляд острый, подозрительный и строгий.
У дедушки крутой, сварливый нрав.
(Одет с иголочки. На шее красный шарф.)
Пригрезился однажды мне З.Я.
Вот что во сне увидел ночью я…

Сон
Предстал он мне, повел бровями грозно,
Брюзжит как прежде, смотрит гневно, хмуро.
Но тут произошла метаморфоза:
Старик вдруг превращается в Тимура.

Студента СПГУП’а так зовут.
Приемами маститого актера
Сыграл З.Я. искусно юный плут,
Конечно при участии гримера.

Не зря артист народный Корогодский
Преподает студентам СПГУП’а,
Где ректор знаменитый Запесоцкий.
Учащихся оценивает скупо: