Сергей Надеев - Игры на воздухе

Войной обласканный парнишка деревенский,
В пилотке новенькой, обмотках необмятых,
Приписанный к пехотной части энской,
Растерянно глядит и виновато:

Не смерть бы взводного – не вышел отделенным
И не отделался дырою пустяковой,
А пал бы замертво или очнулся пленным
С гангреной корчиться, без Родины суровой;

Но даже выживи, но даже выйди с боем —
Поплатишься за то, что не убитый:
Забитый в гурт, покатишь под конвоем
Куда-нибудь, где брезжит Ледовитый… —

Так празднуй случай свой! он не такой банальный!
Быть может, вывезет, и в общий ров положат
Не номером,
а с карты госпитальной
Сведут фамилию и годы подытожат…

А пока по Окружной дороге
В промороженных товарняках
Не свезли в полярные отроги,
В Джезказгане не смололи в прах,

И пока свинцом не отравили,
Не стравили оловом
или
Ногтем на столе не раздавили
(А ведь сколько раз уже могли!), —

Не окинуть разумом и сердцем.
Кровь гноит неистребимый страх.
…Кто очнулся – встанет страстотерпцем,
Кто почил – мелок на сапогах…

Что же даже и словом не хочется
Ободрить и щекой приласкаться?
Ни к чему не приводят пророчества,
Низведённые до святотатства.

Как-то буднично, мелочно, сумрачно,
Мелким бесом, нахрапом, измором, —
Словно грязная очередь в рюмочной
С нескончаемым, вдрызг, разговором.

И безжалостность существования,
Лихорадочный липнущий морок.
За плечами – страна без названия,
Равнодушная, без оговорок.

Вновь ты, Родина, к нам безучастная…
Замолчав у неприбранной стойки,
Что не волю, а гибель мы празднуем,
Осознаем ли в пекле попойки?

Да катись ты со всеми штандартами!
Ты не помнишь – мы тоже забыли…
Но с похмелия плача над картою
– за нытьём, за казённой кокардою —
Как тебя мы когда-то любили!

Я прощу, я вовсе не замечу,
Потому что не в чём укорить, —
Много больше! – наделённый речью,
Не посмею слова проронить.
Что оно! – всего лишь мёртвый слепок,
Тёмной глины ссохшаяся грязь,
Идолище разума, —
нелепо
Уповать на рвущуюся связь.
Как ни скажешь – ветрено и лживо.
Откровенье – разве голоса,
Вразумляющие душу живу?..

Облаков косая полоса.

Мы все питомцы Комитета,
Как были все – под Наркоматом.
Мы не питаем пиетета
К домам большим и мрачноватым.

Уж нам-то нечего бояться!
Но опасаться всё же стоит.
Давай не будем притворяться,
Что нас не прочили в изгои.

И памяти передоверим,
Раз дневникам не поверяли, —
Какие глыбы! – эти двери
В расшивках меди или стали.

Такой озноб по коридорам, —
Куда уж там до любопытства!
Ты помнишь, нет? – Глухие шторы,
Иголке света не пробиться.

Мы – как Сизифовы потомки,
Мечтавшие переиначить
Великорусские потёмки,
Где даже песни бабы – плачут,

Где заплутали Свет и Вера
И от Москвы до Салехарда
На шапке милиционера
Сияет звонкая кокарда…

В гостиничном номере гулком
С казённым цветным покрывалом,
С дождём над ночным переулком,
Сквозь форточку видным, с овалом
Дешёвого зеркальца в рамке,
С графином, торчащим без пробки
На прошлонедельной программке
(А впрочем, детали – за скобки!) —
Мы встретились. —
И замолчали,
Как будто, в толпе оглянувшись,
Настойчивый взгляд повстречали
(Метнёшься навстречу, вначале,
И мимо пройдёшь, обманувшись…)
Весь день по раскисшему снегу
Крошили табак, отступали,
Не чаяли выйти к ночлегу
(По векам стегали с разбегу
Песок, ледяная крупа ли).
Что скажешь на ветер – вернётся
Обрывком, неряшливым комом,
К фальцету трамвая сведётся
На мутном мосту незнакомом.
И всё терпеливей в ответах…
Смотри, как надрывно, надсадно
Туман прибывает в просветах, —
Похолодало изрядно.
Продрогли и ноги избили,
Давно растрясли сигареты,
С чего начинали – забыли,
Истаяли кроткие меты.

Не опечалившись, душа не озарится…
Не снегом связаны – какой-то ледяной
Нелепой присказкой.
Как водится, проститься
Не так достанется, и по цене иной.

Не стоит бедности…
Но умереть – нелепо:
Сдержать дыхание, себя перемолчать,
Привстать на цыпочки. – А где душа-то? —
– Где-то.
Ушиб массирует. Кому её встречать?

Натянешь шапочку, в карманы руки втиснешь.
Канавка Зимняя ещё блестит со дна,
Как будто вымели и осмолили днище,
Продули насухо.
На что теперь ладна?

И всё ж, примеривай шаги в начале года.
– Кривая улица, припавшая к воде,
Не жмёт в груди? не коротка? —
«Немного.
А впрочем, вольности не обрести нигде».

Поднялся дó верху и затихает, глохнет
Разбега шум – стремительней, плавне:
Так влажный след, сжимаясь к центру, сохнет
На жарком кожухе и так же – кисть немеет.

…Неловко вскинулась и осеклась несмело:
Душа ли прянула или состав качнуло? —
Прижалась нáскоро и ткнулась неумело,
С подножки спрыгнула, пальтишко запахнула.

Как птица скорая: спугни – и не вернётся,
Нахохлилась, нырнула в мех щекою
И шарит петельку (никак не попадётся)
Озябшею рукою.

Да так и вспомнится: перчатки, ворот платья,
Короста наледи локомотивной смазки,
Табло черкнувшее…
«А все слова, объятья?» —
…каблук подломленный, намокшие завязки.

В январе – мучительно темнеет:
В полдень ясно – день уже сгорел;
Чиркнешь спичкой – вспыхнуть не успеет.
В воздухе – как будто сыплют мел.

Где окажемся, свернув из переулка?
Тяжело темнеет на снегу
Летний дом; промёрзла штукатурка.
Рубят лёд на правом берегу.

Постоим на меркнущей аллее.
Остаётся и в последний час
Небо уходящее – светлее
Сумрака, снедающего нас.

Вскинешь руку – отзовётся тускло
На скупой перестоявший свет
Простенький, перехвативший узко
Левое запястие браслет.