Георгий Мосешвили - Избранное. Том II

Нищим, как жил, не оставив наследства,
Смерть мою встретив без слёз и без слов,
Я, улыбнувшись, вернусь в моё детство,
Вечное детство земли и цветов.

Двести лет назад чёрный дуб стоял
На улице Белых Шуб.
Нищим жёлуди раздавал,
Как будто червонцы, дуб.

Когда на улице Белых Шуб
Поставили эшафот [13] Намек на песню Жозефа Косма на стихи Жан-Поля Сартра «На улице Блан-Манто» («Dans la rue des Blancs-Manteaux»), в которой упоминаются казни времен Французской революции XVIII в. —
На чёрный помост распилили дуб,
А виселица – не в счёт.

Двести лет качается чёрный труп,
Помост занесла метель…
Растёт на улице Белых Шуб
Вечнозелёная ель.

Четыре предмета в школе
Учат детей тому,
Как из серой неволи
Попасть в голубую тюрьму.

Первый предмет – сложенье.
Всё складывается вокруг.
Победа плюс пораженье
Равняется: враг плюс друг.

Вторая наука – деленье.
Мир делится на добро
И зло, цепь событий – на звенья,
Крыло – на кость и перо.

Вслед за тем – вычитанье.
Душа минус тело – ноль.
Крик минус звук – молчанье.
Здоровье – хлеб минус соль.

И наконец умноженье
Знаком креста отметь:
Множится всё: движенье,
Жизнь, остановка, смерть.

Богу помолимся в тишине.
Отдых – спинам,
радость – сердцам.
Господи, сколько ещё камней
нужно
чтоб возвести Твой храм?
Не на телеге
не на арбе
возим —
молча, с пеной у рта
каждый несёт на своем горбе
камень.
Он не легче
креста.
Что толку спорить
о тяжести
нош.
Несенье креста
нелегкий труд.
Но если ты собственный крест
несешь —
радуйся: скоро тебя
распнут
и ты отдохнешь.
Камень страшней
чем крест.
Ни время ни смерть
не ждет.
Босые
по остриям камней
мы носим
камни
из года в год.
Изо дня в день
из часа в час
из лета в лето
из века в век
мы носим камни
а если нас
выносят —
так значит навеки.
Снег
над нами кружится
солнце палит
ветры и ливни
сбивают с ног.
На черный мрамор
ложится
гранит
каменный блок
на каменный
блок.
Го с поди!
Твой ли строим престол?
С нами ли не заключишь
союз?
Как бы Твой камень
ни был
тяжел, —
совесть – более тяжкий
груз!
В гору
(что там Сизиф!)
на спине
камень,
а совесть – в себе
несём.
Го с поди!
Сколько ещё
камней
нужно чтоб возвести
Твой Дом?

Смотри: попадешь в тиски —
Останешься без руки
Останешься без души
Останешься без (пиши
пропало!) зрения. Без
Слуха. Без всех чудес
Мира. Потом – ищи
Ветра в поле! (Не возропщи!)
Гляди, пропадешь в тисках
Останешься в дураках
(А может – в веках?) в руках
Останутся пух и прах
Останешься без (как нож
в сердце!) жизни. На грош —
тела. Одна душа
И то – лишь на два гроша.

Неспешно – время не стоит
на месте – идёшь по направлению
на север
без компаса – а в небе облака
почти что спят,
а под ногами клевер
цветёт
и вдалеке течёт река.
И ты идёшь – и нет вокруг
волненья,
и листья на ветвях не шелестят,
затем что ветра нет.
Поёт
безвестной птицы голос.
Вот вода,
но это не река – почти ручей
ничей.
Затишье за собой ведёт
на поводу
грозу.
Реки нет и следа,
ковыль
напоминает спелый колос,
четыре озера
раскинулись
внизу.

Вот мы и снова
на воле
недалеко от небес.
С одной стороны
бескрайнее поле,
с другой —
бесконечный лес.
Ни слова —
спит тишина.
Как бы не разбудить…
Ничья дорога,
ничья страна.
Стоит лишь затаить
дыханье – и ты поднимешься
ввысь,
бросив последний взор
в вечность,
в которой и смерть
и жизнь —
сон четырёх озёр.

Чем дальше,
тем бережней,
тем осторожней ступаешь.
Вот кажется, ветер проснулся
и бросился прочь.
Здесь время исчезло.
Как странно, что не замечаешь,
какое сегодня число,
и невольно ещё различаешь,
что на небе…

Не скончался,
не умер,
он просто ушёл.
Так уходят минуты
и годы.
Так бессмертная юность
уходит из школ
на войну
ради смертной свободы.

Так уходит любовь
и весна за весной,
так уходит
и молодость тоже.
Чтоб вернуться
принявшею облик
иной,
чтобы ближе нам стать
и дороже.

Так уходят поэты
из дома:
пора!
Велика их святая
беспечность.
У поэзии нет
ни кола ни двора,
только перья, бумага
и вечность.

Их ни зависть,
ни жадность
с тугою мошной
не удержит —
им путь уготован.
У поэзии нет
ни гроша за душой,
есть одно лишь бесценное
Слово.

Слово сказано.
Песенка спета.
Печать
наложили, чтоб эхо
молчало.
Но поэта
заставить нельзя
замолчать,
даже если
его и не стало.

Жжёт огонь
наши души,
молчанье нам лжёт.
Мы живём,
к тишине приготовясь.
Нам остались лишь песни,
в которых живёт
наша полусожжённая
совесть.

Всё едино.
Высоцкий,
для нас ли одних
ты всегда говорил
про другое.
Вот и кончился бой.
Мы остались
в живых.
Только ты не вернулся
из боя.

Наши мёртвые
нас не оставят в беде,
и когда
корабли мы сжигаем,
они сходят с небес
и идут по воде.
Шторм стихает,
и мы оживаем.

И разомкнуты песней
немые уста
всех,
казалось, навеки уснувших.
Наши мёртвые живы.
Могила пуста,
а Высоцкий
живёт
в наших душах.

Церковь.
Церковь и ограда.
Церковь и ограда. Склон.
Сад.
Скорей подобье сада.
Кладбище.
Часовня.
Звон
колокола еле слышен.
Небо с четырех сторон
неподвижно.
Еле дышит
ветер.
Вечер.
Вечный сон.

Детским почерком
в тетради учениц
переписывать псалмы,
да из тьмы
увидев свет,
простёршись ниц,
помолиться
нараспев: «Якоже мы
оставляем…»,
оставляя всё
как есть,
должникам,
которых ныне и не счесть,
несть числа им.
Но забыв, что несть
числа,
отнести всё зло
к добру,
не помня зла.

В доме напротив горит
красное окно.
Тёмная улица спит,
и на душе темно.

Капли дождя текут
вниз по стеклу.
Зевс поднимает кнут,
правит Амур стрелу.