Георгий Мосешвили - Избранное. Том II

Ему подвластны все: и я, и ты,
Чернила, перья, белые листы
И византийский символ на монете.

И византийский символ на монете,
Ромейский герб, российский исполин
Готов взлететь с серебряных равнин,
Затмив все звёзды. Так, слепой комете

Подобный, он промчался бы, из клети
Освобождённый в век лихих годин,
О двух венчанных головах – один,
Но нет – он скован цепью лихолетий.

Но нет: молчанье, страж его, стоит
Над ним и надо мной – и держит щит,
Пока не сгинет ложь земного рая.

Орлу нет места в стае воронья,
И всё же он – назло вороньей стае —
Готов перелететь границу дня.

Готов перелететь границу дня
Мой дух. Вот-вот часы пробьют двенадцать.
О тишина, пора нам разобраться
Во всём, без слов, друг друга не браня.

О тишина, коней своих гоня,
Куда же ты спешишь? – и кони мчатся
Всё дальше… Мне бы за тобой погнаться,
Но у меня – ты знаешь – нет коня

И времени – ты видишь – тоже нет.
Так ночь темна, и так далёк рассвет,
И ты так далека. И значит, даром

Я прожил день, ярмо твоё кляня.
Но бьют часы. С двенадцатым ударом
День умирает, тишину храня.

День умирает, тишину храня.
Так умирают люди и растенья.
И ночь из света звёзд сковала звенья
Цепочки, что упала вниз, звеня.

Верлен в углу бормочет: «Il n’y a
Plus de Silence» [18] «Молчанья больше нет» (франц.). – и вот я слышу пенье
Не птиц – теней осенних. Тень за тенью
Они проходят, лето хороня.

Так было много лет. И будет так
Всегда. Цепочкой света Зодиак
Благословляет осень на планете

Пустынных городов. И ночь одна
Молчит. В её пределах – тишина,
И в тишине хранится сон столетий.

И в тишине хранится сон столетий.
Не помнящим родства – им нет числа.
Кто сосчитал века? Кого спасла
Цифирь времён? Что – пафос междометий?

Где? – в Вифлееме или в Назарете
Искать спасенья? Горестная мгла
Нас окружает. Тёмные дела
Уносят жизнь в её пустом расцвете.

Нас окружают тёмные века,
Нам не сорвать тернового венка
И не взойти на крест. И кто в ответе

За все распятья ночи? – Мы одни,
И сон веков уносит наши дни,
Столетья спят – и вот темно на свете.

Столетья спят – и вот темно на свете,
Книг не прочесть, икон не различить,
И кажется, осталось лишь почить
С тем миром, что бессмертен в чёрном цвете.

И всё же мы – слепцы, поэты, дети —
Во тьме столетий продолжаем жить.
Поэт ещё пытается сложить
Во сне легенду о другом поэте,

Слепой ещё пытается прозреть,
Дитя играет, чтоб не умереть,
И жизнь по кругу водит их впустую.

Смеётся смерть, над ними суд чиня.
Ночь наступает. Ветер торжествует.
Пора искать защиты у огня.

Пора искать защиты у огня.
Огонь, ты был всегда моей защитой.
Твой светлый щит, плющом любви увитый,
Хранил меня надёжней, чем броня.

Твою приязнь и мощь твою ценя
В мой чёрный век, печально знаменитый,
Я знал: ты – Солнце над святой Бригиттой,
Ты – жизнь моя! Ты, как мираж, маня,

Вёл разум мой. Ты посылал мне сны,
И вот теперь, когда без тишины
Приходит осень – будь моей опорой…

Молчанье держит за руку меня,
И неспокойный слух раскинул сети,
И византийский символ на монете
Готов перелететь границу дня.

День умирает, тишину храня,
И в тишине хранится сон столетий.
Столетья спят – и вот темно на свете,
Пора искать защиты у огня.

И вот огонь нарушил тишину,
Молчанье уступает место сну.
Орёл двуглавый уронил державу.

Сон держит руку на моём виске,
Мир гаснет. Жизнь висит на волоске,
И в воздух кто-то подмешал отраву.

Где ствол стальной и чёрная листва
Бросают тень на ветер до-минор,
Где город искривляет корни гор
И впитывает кровь земли трава,

Где спорят, чуть не плача, острова
И морем дышит их бесплодный спор,
И пахнут прелью отголоски ссор
Островитян, не помнящих родства,

Здесь, в этом мире есть пустое место,
И ветер до-минор с подсказкой «presto»
Несёт туда осколки нот своих.

Но тень ствола ему ломает крылья —
И острова звенят туманной пылью —
Лишь человек живёт в местах пустых.

Ладонью влажной небо нас укрыло,
И воздух стал темнее, чем вчера.
Спадает с нас древесная кора,
В нас темнота движенье обнажила.

Мы все – деревья. Всё, что с нами было —
Лишь горечь страха в золоте костра.
Дыханье нам дано лишь до утра,
Пока судьба нам кроны не вскружила.

Но вот, держась ветвями друг за друга
И корни вырывая, вдоль стены
Идём во тьме к морскому побережью…

Неясный свет с востока. Ветер с юга.
Деревья спят. Всегда одни и те же
Им видятся несбыточные сны.

Бабочки шепчут ночью,
Воду из чашек пьют,
Сонному многоточью
Песенку лжи поют.

Определяют тенью
Каждый печатный знак,
Строят свои владенья
На белизне бумаг.

Бабочки ночью плачут,
Чтоб не сойти с ума,
Прячут свою удачу
В чёрные терема.

Бросив глухое пламя
В пепельный миоцен,
Медными коготками
Чертят морщины стен.

Бабочки ночью крылья
Бьют, не разбив стекла.
Книжной чернильной пылью
Вьётся узор крыла.

И когда наступает
В комнате смерть огня,
Бабочки умирают,
Не дожидаясь дня.

Зажгите огонь хотя бы во сне,
Хотя бы во сне – зажгите,
И ваша печаль исчезнет в огне
Всех писем и всех событий.

Бумаги цветной пустые цветы
Останутся в чёрном цвете,
И выйдет из недр земли темноты
Огонь – и угаснет ветер.

Зажгите огонь, не знающий слёз,
Откройте окно без света.
Над пеньем сверчков, над звоном стрекоз
Во тьме умирает лето.

Храните огонь разбитых зеркал
В каком-нибудь чёрном склепе.
Он скоро умрёт – и светлый кристалл
Во тьме превратится в пепел.

Дарвин заводит шарманку свою,
И происходят различные виды
Трав и животных. В едином строю
Люди и черви, козлы и сильфиды
Множатся в благоприятной среде,
В совокуплениях, страхе, вражде…
Жизнь их конечна и смерть первозданна.
…Во исполненье великого плана
Крутит шарманку старик неустанно
И наблюдает круги на воде.