Валерий Дудаков - Избранное II

Двадцать градусов за окном,
День короток, а ночь длинна,
И вползает в мой старый дом
Предрассветная тишина.

Лет десятки не помогли
Позабыть это, вновь предо мной
Возникает из снежной мглы
Просек пятый наш Лучевой.

В ночь, хоть выколи все глаза,
Так кружилась пороши хмарь,
Вдоль сараев из-за угла
Шёл с работы хромой бондарь.

Жалась с холоду божья тварь,
Человек то ли выл иль зверь,
И раскачивался фонарь,
Освещая барака дверь.

Там, где света не сыщешь днём,
Где вдоль леса туман седой,
В тьму сияла больным огнём
Ель с кровавой косой звездой.

Год прошёл пятьдесят второй,
Снова вызвав череду смертей,
Гордо тешился ирод злой,
Затевая процесс врачей.

И средь груды привычных дел,
Сквозь метельную круговерть,
В чёрном раструбе гимн хрипел,
Предвещая тирана смерть.

Будто чайки ты белым крылом
Оперился, застенчивый лес,
Знать, уходит зима на излом,
Солнце греет пространство небес.

Заскользят облака в вышине,
Не цепляясь за мачты опор,
И, застывшие в сумрачном сне,
Башни Раменки встанут в дозор.

Звуки грянут, что глушат снега,
Обретут неумолчный настрой,
Обнажатся реки берега
С золотой порыжелой травой.

Оживут перекрестья дорог,
Электрички шмыгнут сквозь откос.
Что ж, что кто-то так зябко замёрз –
То на прочность нас щиплет мороз.

Вновь услышатся птиц голоса,
Гул пройдёт по равнинам немым,
А пока индивеют леса,
Серебром отливая шальным.

Если вдруг проснулся в ночь,
И окрасил снег поляны, –
Побреду, от счастья пьяный,
Даже если жизнь не в мочь.

Если этот гомон птиц
Утра славит пробужденье,
Значит, божее творенье
Светит тысячей светлых лиц.

Даже если в полной мгле
Встречу племя не родное,
Руку протяну, не скрою:
Все мы братья на Земле.

Почему ж нам так нужны
Пожелания от друга?
Значит, тесным близким кругом
Взяться за руки должны.

Не дано тебе знать,
Что сегодня в душе у меня,
Видно, карта не в масть,
Оседлаю лихого коня,
С неизбывной тоской
Понесусь по полям и лесам,
Убежать от себя,
От сомнений, от грусти к чертям.

Так не задалась жизнь,
Расплескалась, сквозь пальцы ушла,
Словно падаю вниз,
Ты меня усмирить не смогла,
И молитвой святой
Не утешишь тоски моей жуть.
Не иду по прямой,
Всё зигзагами чертится путь.

Ты же знаешь, любовь
Сохраняется в сердце моём,
В том признаться готов,
В те часы, когда вместе, вдвоём,
Но не веришь ты мне,
Скрыто прошлое ржавым замком,
И живу, как во тьме,
Утешаясь забывным вином.

Так не мало нам лет,
Я давно уж устал от себя,
Через тысячу бед
Жить могу лишь страдая, любя,
Но от прошлого след
Пеплом выпал на лет угольки,
И так жду я ответ,
Когда будем мы снова близки.

Отпоются они,
Все отчаянья, все наши грехи,
Пробегут эти дни,
Эти ночи, что так не с руки,
Пусть немеркнущий свет,
Входит в душу, добро сотворя,
Запоздалый рассвет
Освещает конец декабря.

Не в печалях нам быть,
Всё же жизнь есть подарок судьбы,
Но куда же уплыть,
Хоронясь от грядущей беды,
Видно, повода нет
Зарекаться от доли иной,
Сколько зим, сколько лет,
Всё гонюсь за неверной мечтой.

Но не время скулить,
Коль судьба не тюрьма, не сума,
Как нам быть, как нам жить,
Не сходить лишь бы только с ума,
И от страстей мирских
Снова больно я падаю вниз,
Может, это каприз,
За грехи ты мои помолись.

Он пришёл, рассветив,
Серебристой присыпав порошей,
Сосен, елей, берёз
Прихотливый январский узор.
Соглядатай зимы, –
Я полночный невольный прохожий,
Что на праздник чужой,
Заблудившись, случайно забрёл.

Чуть горят фонари,
Затуманились стёкла морозцем,
Всё в оттаявших льдах,
Как гирлянды висят провода,
И по рельсам тугим,
Что без света увидеть не просто,
Словно сердцем стуча,
Песнь печали поют поезда.

Унеси меня в даль,
Заблудившийся змей электрички,
Через тьму, сквозь туман,
Пусть рассвет догоняет состав,
Мне бы жить – не тужить,
Мне б напиться живою водичкой,
Сбросив прошлого груз,
К году новому цепко пристав.

Пусть в грядущий рассвет
Окунётся душа, обновляясь,
Через тысячу бед,
Ведь не только моя в том вина,

И у Господа свет
Я прошу, перед образом каясь,
Обновленья прошу,
Чашу горькую выпив до дна.

Смысл стихов иных, манерных, неискренних,
Вводит тень на плетень в заблудшей стране,
Не рассвечен он яркой Божьей искрою,
Не горит огоньком спасенья во тьме.

И дела, что свершить поэту надо бы,
Часто цепь игривых пустых затей,
Но уймись, сочинитель, всё же не стадо мы
Средь лесов и просторов родных полей.

Срам слов не скрывая листком фиговым,
Как местные юродивые в экзотических танцах,
Прославляют критики
Кропивницких и Приговых,
Для которых Есенин и Блок – иностранцы.

Милиционеры, шпана, тоска и блевотина,
Герои давно опустились и спились,
Господи, ты моя бедная Родина,
Что же крылья твои совсем опустились?

Их стихи, словно речь бывалого урки,
Шелухою слов обезображены,
И идут в наступленье поэтические придурки,
Расползаясь коридорами эрмитажными.
Среди строф застывших,
надменных и каменных,
Сквозь мутный поток юродства и лжи,
Пусть звучит мой стих
прозрачно и пламенно,
Как гроза над пропастью во ржи.

Я не помню когда,
Так покойно лежали снега,
Лёгкий иней кружит,
Серебром посыпая дороги,
Чуть скрипит в вышине,
И бредущих прохожих не многих
Этот воздух пьянит
Больше терпкого вкуса вина.

В тусклом свете огней
Видно тропку лишь чуткому зренью,
Так брести бы всю ночь,
Даже если от жизни устал,
И с макушки сосны
Светлый месяц своим отраженьем,
Как посланьем зимы,
Все поля и леса колдовал.