Алишер Навои - Язык птиц

2885 Как пошло там питье — за фиалом фиал,
Каждый притчи да выдумки сказывать стал

Об огне и о дыме любовных терзаний,
О вреде и о пользе разлук и свиданий.

Разных тайн да историй, что каждая знала,
Рассказали ему две подруги немало.

В их речах пил тот молодец влагу надежд, —
Безнадёжный, вкушал он отвагу надежд.

От вина и от сказок лишившийся воли,
Стал тот юноша страстью томиться все боле.

2890 И уста ему враз немотою сковало, —
Что ни миг, он слабел, поникая устало.

И тогда и для песни настал свой черед,
Что и разум отнимет и разом проймет.

И бедняга совсем помрачился с похмелья,
Будто выпил он разум губящее зелье.

Словно темная ночь, стал несчастный безгласен
И совсем покорился рассказчицам басен.

И они дали делу лихой оборот
И мгновенно носилки наладили в ход.

2895 Будто в люльку его положили, и ловко
На бегу им в пути помогала сноровка.

Принесли — той луне в торжество и в блаженство,
Кипарису и розе устроив блаженство.

Все к веселью готово там было сполна,
Сладкоустая дева ждала их одна.

И туда две подруги повадкой умелой
На носилках внесли кипарис сребротелый,

К лунолИкой на ложе сложили, как надо, —
Словно к солнцу луну привели для пригляда.

2900 И восторг луноликой от радости рос,
И безмолвный опрыснут был влагою роз.

Бездыханный вздохнул, благовонье вбирая,
И, очнувшись, узрел он подобие рая.

И узрел он ту пери, что с гурией схожа, —
Ту, что жгла его сердце, печалью тревожа.

Он рванулся и сел и, испуган, смотрел,
С сотней тысяч смятений вокруг он смотрел.

Глядь — под ним преогромное пышное ложе,
Рядом — шахская дочь, красотою пригожа.

2905 «О творец, — он сказал, — что за редкостный случай, —
Это сон или явь или призрак летучий?»

Но смягчила та дева терзанья ему
И явила всю негу свиданья ему.

«То не сон! Похвалы вознеси, безрассудный,
Пей же влагу из чаши свидания чудной!»

И вкусила та пери вина из фиала,
И его розоцветным вином угощала.

И, совсем уж забывши смущенье свое,
Много раз подносила безумцу питье.

2910 И вино пало в пламень смущенья водою,
И уж речь без смущенья пошла чередою.

И влюбленный и дева и томно, и страстно
Тут в обитель услад удалились согласно.

И такое единство настало тогда,
Что от двойственной сути не стало следа.

Все восторги, что знает желанье земное,
Обрели друг от друга единые двое.

И закон единенья их дерзостью правил,—
Говорить о том — свыше приличий и правил!

2915 Дева с юношей, страстью объятые, там
В упоении слились — устами к устам.

И найти для таких вот лобзаний сравненье —
Это было бы выше всех граней сравненья!

До утра они тешились негой усладной,
И обоим был сладок восторг безоглядный.

Тайны ночи раскрыл блеск рассвета, багров,
И на мускус земной лег камфарный покров. [214] Мускус, камфара — см. примеч. к бейту 18.

Пировавших вовсю разобрало весельем,
Им совсем помутило сознанье похмельем.

2920 Тут и обе плутовки проникли за полог,
И неслись их стенанья из щелей и щелок.

Их набег отнял ум у влюбленных сполна,
И споили они молодца допьяна.

И свалился без чувств он, ослабший и хилый,
И рассудок расстался в нем с трезвою силой.

И подруги-плутовки, свершив это дело,
На носилки взвалили безгласное тело.

И домой его тут же снесли поскорей, —
Сокрушенного скорбью — в обитель скорбей.

2925 Свежесть утра вернула несчастному разум,
И от пьяного сна пробудился он разом.

И очнулся, подумал несчастный, припомнил, —
Происшедшее памятью ясной припомнил.

Дым стенаний из горла исторг он, скорбя,
И камнями жестоко избил он себя.

Сам себя истерзал он в стыде непритворном,
И весь мир его взору представился черным.

Слезы-звезды метались в чаду его крика,
Смуту мук безысходных терпел горемыка.

2930 Вспоминать о блаженстве свиданья он стал,
» Как безумный, рыдать сквозь стенанья он стал.

Он вскричал: «О творец! Где спасенье найду я?
И кому же поведаю эту беду я?

А молчать — разве силы и воли мне хватит?
И таиться — терпенья доколе мне хватит?

Утаить ли беду мою или открыть,
Слово молвить, смолчать ли — не знаю, как быть.

А начну говорить — речь вести мне доколе?
Не смогу рассказать я и тысячной доли!

2935 Поклянусь затаиться — и слово нарушу:
Не под силу мне будет сдержать мою душу».

И в смятенье исторг он немало словес, —
Духа в теле не стало, и разум исчез.

Каждый миг ему смерть посылала смятенье, —
Всех, кто видел его, донимало смятенье.

Все хотели узнать, в чем же бедствий основа,
Но в ответ от него — о причине ни слова.

«Все ведь ясно и так, не пытайте меня,
Я сгораю, не надо мне больше огня!

2940 Мук моих никаким не опишешь рассказом,
Их бессилен понять человеческий разум.

О создатель! Со мной ли случилось то счастье?
Мне ли было в блаженство и в милость то счастье?

Ну а если б я волю дал праздным словам,
Кто ж поверит таким несуразным словам?

Вся душа от смятенья сгорела, — что делать?
И пылает в развалинах тело, — что делать?

В единенье свидания счастьем томимый,
Знал восторг я и радость слиянья с любимой.

2945 А потом — боль разлуки, печаль, забытье —•
Вот смятенье и трижды смятенье мое]

Нет границ изумленью пред этим, о боже, —
Никому не пошли в наказанье того же!»

Как минуешь сей дол, — всех путей завершенье
Ждет тебя лишь в равнине степей Отрешенья. [216] Отрешенье — см. примеч. к бейтам 153, 2492, 2501.

Там — одно лишь безмолвье над гладью пустою,
Там рассудок и глух и объят немотою.