Валерий Строкин - История с Малыми Тмутараканями [СИ]

Юлиан смутился.

— Да, нет, это все мелочи. Коллективное хозяйство предусматривает, допустим, объединение всех коров, в одно общее стадо и значит, что теперь коровы, принадлежат всему колхозу, а не одному кому-нибудь. У кого нет коровы, будет.

— Как будет? — воскликнула одна из девушек. — У нас нет коров, но у нас, три козы, мне козье молоко, больше коровьего нравится.

— Ты не поняла, все коровы будут принадлежать тебе и всем одновременно.

— Всем, это значит никому, — заметила другая девушка. — У нас есть старик Плющ, он смотрит за всеми коровами, а сам не имеет, но зато у него всегда есть молоко, сыр и масло, как благодарность.

— Да забудем про коров, — поморщился Юлиан, вспоминая, как в Матвеевке создавалось общее стадо, сколько крику и ругани было, пока комиссар, с Губернским начальством всех не построили, пригрозив красноармейцами.

— Земли, можно объединить, все участки соединить в один. Тогда, если работать на общем поле, можно быстрее собрать урожай, сохранить его.

— Коллективный труд — это когда работают не только на себя, но и друг на друга. Труд дешевле получается.

Посмотрев на лица слушателей, Юлиан понял, что ничего толком не объяснил, сюда бы Максима Строгова или Шарапова, из Губернска, вот тот, может о колхозах, часами язык чесать и убеждать.

— Зачем трудиться на общем поле, если свой надел есть? На княжеском, оно понятно, сообща можно. И у кого это урожай пропадает? — Насмешливо заметила чернобровая девушка.

— Чтоб у всех все было, лучше иметь колхозы, — неуверенно ответил Юлиан.

— У нас и так все есть.

— Но не у всех есть лошадь или корова? — возразил Студент.

— Значит, есть поросята, гуси, куры.

Устя покачала головой.

— Смешные у вас порядки, все не как у людей, старейшинам и людям они не нравятся. Сейчас твой десятник с воином, делают опись добра, у кого, что есть. Зачем? Как князь положил, сколько с дыма брать, так и платим, в начале зимы.

— За что князю платите?

— За дружину и его оборону, против половцев, за дороги которые он строит и новые поселки.

Юлиан пожал плечами, спорить он разучился, это не в студенческой общаге, когда они устраивали диспуты и спорили о революции и Временном правительстве, с комиссаром не поспоришь, у него, все заранее решено.

— Что вы на меня накинулись, не я законы и порядки новые придумал.

— А, кто? Твой десятник говорит, что всем народ правит и все равны.

— То-то и оно, что народ правит, — пробормотал Юлиан.

— А, если народ не хочет то, что предлагает десятник?

Юлиан промолчал, политический спор с Устей он проигрывал, лучше было перевести разговор в нейтральное русло.

— Вы куда, по грибы?

— Кто по грибы, кто по ягоды. Над логом, такой малинник богатый, — Устя улыбнулась.

Какая у нее красивая улыбка, подумал Юлиан, улыбаясь в ответ.

— Медведей не боитесь, они тоже малину любят?

— Нет, наши охотники, там с утра были.

— Мы и сами можем постоять за себя, — вмешался конопатый мальчишка, важно выпячивая грудь.

— Можем! — закричали остальные дети.

Молодежная кампания вышла за ворота.

Над деревней поплыл веселый перезвон, заработала кузница.

Через час появился хмурый Кузьмич. В зубах нервно попыхивала козья ножка. Он устало опустился на ступеньку и безразлично сказал:

— Можешь идти, отдыхать.

— Что-то случилось?

— Ничего особенного, — хмыкнул Кузьмич, глубоко затягиваясь. Когда дым рассеялся, вяло ответил:

— С утра было общее собрание. Комиссар речь толкал, про колхоз и сознательность пролетариата. Ты бы видел, как на нас смотрели.

— Как?

— Как на идиотов. Потом все стали кричать, что мол, не хотим в колхоз идти. — Кузьмич покрутил головой, было непонятно: то ли осуждал, то ли одобрял.

— И что, комиссар?

— Сказал, что заводчиков антисоветского бунта и кулацких прихвостней к стенке поставит. Размахивал маузером.

— А люди?

— Люди? Ничего, замолчали и разошлись. Комиссар с Карпенко и новым старостой, пошли по дворам, составлять опись имущества.

Щурясь, от едкого дыма Кузьмич посмотрел на Юлиана.

— Нехорошо, Студент, дела заворачиваются. Комиссар хочет тебя, сегодня или завтра в Губернск, за помощью послать.

— Знаешь, Кузьмич, — Юлиан отвернулся и глядя в сторону тихо ответил, — Мне кажется, не знаю как, но мы в прошлое попали. — Он оглянулся на собеседника, лицо Кузьмича скрыло табачное облако, в центре которого тлела лиловая точка сигареты.

— Когда кажется, креститься надо, — ответил Кузьмич

— Ты не веришь, что это случилось?

— Ты сам, как думаешь?

— Думаю, что могло, — убежденно ответил Юлиан.

— Ты грамоте учился, тебе виднее, — усмехнулся Кузьмич.

— Ты ведь сам видишь, что здесь совсем другая жизнь. Никто про революцию и про колхозы не слышал, постоянно своих князей вспоминают. Мы попали, если я правильно понял, в начало одиннадцатого века. В Киеве сейчас княжит Ярослав Мудрый, но Мудрым его назовут позже. В Чернигове и Тмутаракани, сидит храбрый князь Мстислав. Оба, сыновья легендарного Владимира Святославовича, которого народ прозвал Красным Солнышком.

— Тебе выспаться надо, Студент, а не диспуты устраивать, — проворчал Кузьмич, пыхтя сигаретой.

— Но я прав, потому что моя гипотеза объясняет все — быт деревни, уклад жизни этих людей. Ты видел, как они в поле работают? Ничего кроме серпов или сох с железными наконечниками. Помнишь дружинников, которые нас вчера встречали? Оружие, что висит в сельсовете? Посмотри, как здесь одеваются.

— Иди спать, Студент, — повысил голос Кузьмич, давя каблуком окурок. — Махры здесь нет, это точно, — вздохнул он.

— С нами, что-то произошло в логе. Ты помнишь багровый туман, который повалил из земли? Помнишь, как сын мельника, всю дорогу просился, чтоб его отпустили, значит, он знал, наверняка, про этот проклятый лог, и про то, что там происходят странные явления. Этот Ванюша, сам говорил, что старой дорогой редко, кто пользуется.

— И что теперь?

— Ничего. Я вижу, что ты все прекрасно понял, еще вчера. Теперь надо объяснить все комиссару. Я пробовал разговаривать с ним, но он не хочет меня слушать. Нам надо попробовать вернуться назад, той же дорогой, вдруг мы опять попадем в свой мир.

— Комиссар никого слушать не будет. А идею свою можешь проверить, когда он тебя в Губернск пошлет. — Тихо посоветовал Кузьмич.

— Ты мне веришь?

— Иди спать, Студент. — Кузьмич поднялся. Его серые глаза смотрели слишком спокойно и равнодушно. Он стал подниматься на башню.

— Знаешь, мне здесь даже нравится, — негромко сказал Кузьмич.

— Мне тоже, — честно признался Юлиан.

Студент медленно, нехотя побрел в сельсовет. Еще издали, он заметил, как в синей простыне неба, на крыше сельсовет, полощется ветром, красное знамя, в которое превратился плащ десятника Вакулы.