Сергей Щипанов - По ту сторону

А тут из Кардиффа нарочный привёз долгожданное известие: в порту, вместе с другими судами африканской экспедиции отшвартовалась «Коричневая звезда» под командованием капитана Хоума.

Роберт изменился. Загорел до черноты, похудел. И что-то такое во взгляде появилось, прежде ему не свойственное – лихорадочный блеск, как у азартного игрока, или искателя сокровищ.

Соскочил с повозки, отряхнул дорожную пыль, широко улыбнулся мне – я ждала у ворот.

– Встречай, жёнушка, своего капитана!

Бросилась ему на шею и разрыдалась.

– Ну чего, ты… Не надо, милая. Ты из-за ребёнка, да? – Кто-то сообщил ему о случившемся со мной несчастье. – На всё воля божья. Будут у нас ещё дети, не плачь. Посмотри, что я привёз тебе.

Роберт, здесь же, на дворе, достал из дорожной сумки небольшой шагреневой кожи футляр, а из него вынул ожерелье. Жемчуг. Самый настоящий. Да какой крупный! Господи, сколько же это стоит?

Супруг сам надел мне ожерелье. Отступил на шаг – любовался.

– Тебе очень идёт, милая.

И правда, красивая вещица. Но от Роберта мне нужно гораздо больше, нежели драгоценная цацка. Нужен он сам, его любовь и… сострадание.

Наверное, муж мой не был таким уж бессердечным, каким казался. Его жизненная позиция в основе своей имела два базовых принципа: «бог дал, бог взял» и «на всё воля божья». Их он, как говорится, впитал с молоком матери, и не мне его судить.

Умом-то я понимала, но… Кто поймёт меня?

Роберт ворвался вихрем, нарушив неторопливое размеренное течение жизни в доме дяди Рича, каким я ощущала его после выздоровления.

Дядя Рич шумно приветствовал «племянника» в несвойственной англосаксам манере, заключил в объятья и расцеловал. Вечером за ужином он рассказал Роберту о том, как я дала ему ценный совет.

– Твоя супруга Бобби, настоящее сокровище – ума палата. А ещё говорят, не слушайте, мол, советов баб. Да на шерсти я втрое барышей возьму, нежели с аренды под пашню!

– Но, дядя, – возразила я, – теперь вы нажили врагов в лице йоменов!

– А мне начхать! – грубо ответил Беркли. – Хозяин земли я, и буду распоряжаться ей по своему усмотрению. Станут бунтовать – найду на них управу. Пусть благодарят Бога, что простил им недавнюю выходку. Ведь из-за них Бобби, племяшка едва не поплатилась жизнью! Они, правда, клятвенно заверяли, что не хотели ничего худого сделать…

– Мерзавцы! – неожиданно воскликнул Роберт. – Уж я-то им не спущу! – и по столу кулаком.

Не замечала раньше за Робертом такой невыдержанности. Африка, должно быть, так на него повлияла.

Я испугалась. Не хватало ещё, чтобы муж устроил разборки.

– Роберт, дорогой, прошу – не надо мстить этим людям! Я ведь тогда испугалась, сама не знаю чего. А без их помощи наверняка умерла бы. К тому же, они не бунтуют больше, так дядя?

– Да, угомонились. Половина уже съехала из деревни. А тем, кто остался, я обещал дать работу. При условии, что впредь поостерегутся выказывать недовольство и сеять смуту.

– Вот видите! Худой мир лучше доброй ссоры.

Я-то вовсе не жаждала крови бунтарей, фактически загнавших меня в реку, со всеми вытекающими последствиями. Чувствовала некоторую вину перед крестьянами, лишившимися заработка из-за моей болтливости.

Роберт остыл так же быстро, как и завёлся. Не хмурился больше, шутил, разговаривая с дядей Ричем, и всё на меня поглядывал. Глаза его блестели, и не только от виски, которым угощал хозяин. Взгляды красноречивее слов говорили об охватившем супруга желанием близости. Немудрено, после стольких месяцев разлуки.

Его нетерпение передалось мне. Душевные страдания отошли на задний план.

«Не дождусь, когда мы останемся наедине», – прочла я у Роберта в глазах.

«Милый, я так соскучилась по твоим ласкам», – вторили мои очи.

«Готов задушить тебя в объятиях!»

«Нет большего счастья, милый, чем быть с тобой.

Тут я заметила ухмылку на устах дяди Рича, наблюдающего наш немой диалог. Лицо моё залила краска: ещё не разучилась смущаться. А старый греховодник подмигнул, сконфузив окончательно.

– Бобби, – насмешливо произнёс дядя Рич, – тебе надо отдохнуть с дороги. Да и племяшка, поди, измучилась, ожидаючи.

Ну, дядюшка! Ну, охальник!

Роберта не пришлось уговаривать.

Пожелав хозяину дома спокойной ночи, мы поспешили удалиться, чтобы, наконец, оказаться вдвоём.

Если честно, я не до конца отошла от преждевременных родов и их последствий. Наверное, стоило бы поберечься, но я была готова ради близости с любимым вытерпеть любую боль, и, может статься, насладиться ею. Никогда не замечала за собой мазохистских наклонностей, и теперь не стремление к извращённым удовольствиям двигало мною, а нечто похожее на готовность к самопожертвованию.

Впрочем, сейчас всё это не имело особого значения, ведь главное – мы опять вдвоём, любимый! Давай же скорее освободимся от одежды!

При свете свечи нагое тело супруга казалось отлитым из бронзы. Как он красив, ненаглядный мой… А это что? Боже!

Заметила рубец под левой ключицей. Совсем свежий, покрытый розовой кожицей. «Пустяки, царапина, – ответил на мой вопрос Роберт. – Дикари угостили стрелой». Какой ужас! Его могли убить! Вонзись стрела чуть ниже и…

Я нежно коснулась губами отметины.

«Пустяки», – повторил муж, крепко прижимая меня к груди.

Пожалуй, никогда прежде я не испытывала столь дикого и необузданного вожделения. Но мой пыл ничто, по сравнению с обрушившемся на меня огненным смерчем страсти. Вот что значит изголодавшийся по женским ласкам мужчина! Ради таких мгновений стоит побыть какое-то время с мужем в разлуке.

«Мой ласковый и нежный зверь», – прошептала я на ухо супругу, когда удалось отдышаться.

Роберт никак не отреагировал. Ну, откуда ему знать нашу киноклассику?

Денег, привезённых Робертом, хватило на покупку дома в Стратфорде-на-Эйвоне, провинциальном городке близ Бирмингема.

Наконец-то у нас появилось своё собственное жилье! Ничего, что не хоромы какие, а маленький домик с крошечным участком. Плевать, что в захолустье. С милым и в шалаше рай, а тут – особнячок с мансардой, и сад в придачу. Ну, сад, слишком громко сказано: по кусту смородины, крыжовника и малины, да ещё дерево – орех. (Сроду бы не подумала, что в Англии грецкие орехи выращивают!)

В Стратфорде имелся городской совет, главой (бальи) которого был ремесленник-перчаточник по имени Джон. Имя, конечно, вполне заурядное, зато фамилия этого достойного человека – Шекспир. Да, родной отец Уильяма Шекспира.

Фантастика! Я теперь жила по соседству с великим англичанином. Могла запросто увидеть будущего гения вживую, и даже познакомиться с ним.

Могла, конечно… теоретически. А вот на деле… Что ж, взять и подойти к парню на улице: хочу, мол, познакомиться? Он примет меня за шлюху! А что Роберт подумает, если узнает: его супруга пристаёт к парням?! К тому же, я слышала от местных кумушек, что сын бальи женат и имеет ребёнка. Злые языки утверждали: здешняя богачка (дочь крупного землевладельца), которая была старше Уильяма на восемь лет, забеременела неизвестно от кого и, чтобы скрыть позор, женила на себе юнца, прельстив деньгами. Уильям же, и связав себя узами браки, остался шалопаем, завзятым ловеласом, нарушителем спокойствия.