Сергей Щипанов - По ту сторону

Уорикширские лесники горели желанием изловить его во время охоты в чужих угодьях, ревнивые мужья тоже – юный сердцеед был не прочь «поохотится» за чужими жёнами. Вот такая слава шла о будущей национальной гордости Англии.

Но как же хотелось мне пообщаться с Шекспиром!

Помог случай.

Подданные её величества Елизаветы праздновали день святого Георгия, небесного покровителя Англии. В Стратфорде, как и повсюду – народные гуляния. Пели, плясали, угощались бренди. На площади перед ратушей собралась добрая половина жителей – дым коромыслом. Все радовались погожему дню и возможности отдохнуть от трудов праведных, веселились, кто как мог.

По случаю праздника сословные различия временно упразднялись, все явились пешими, смешались в одной толпе. Впрочем, Стратфорд – не Лондон, знатные вельможи не частые гости этого провинциального городишки, а своей аристократии тут просто нет. Даже Городской совет, возглавляемый Джоном Шекспиром – самые обычные горожане, в большинстве ремесленники и мелкие торговцы.

Я впервые увидела местного бальи – седоусого крепыша, опирающегося при ходьбе на палку. Но что мне за дело до старого перчаточника, занимающего выборную должность. Не мистер Шекспир-старший интересовал меня, а его сын Уильям. Увижу ли человека, чьё имя в нашем веке знает каждый грамотный, а здесь лишь десяток-другой жителей захолустья?

Мы пришли на праздник втроём: я, Роберт и дядя Рич. Дядя гостил у нас один: Джейн, его супруга, осталась дома – была на сносях. Я заскучала в обществе двоих мужчин, ведущих разговоры об охоте, ценах на сукно и, конечно, о политике – куда без неё! Ну, во все времена одно и то же!

На площади заметно усилилось движение в сторону сооружённого накануне дощатого помоста – с минуты на минуту должно начаться театральное представление, гвоздь программы праздника. Ожидалось выступление труппы из столицы – событие, которое никак нельзя пропустить.

Перед сценой стояли в линию длинные скамьи – «первый ряд», предназначенный для привилегированных зрителей (социальные различия давали о себе знать). Публика попроще занимала стоячие места. На скамьях разместилось городское начальство во главе с бальи, и несколько зажиточных горожан с жёнами. Капитан Хоум, я, его супруга, и наш гость мистер Беркли, эсквайр, также удостоились чести смотреть представление сидя.

Зрителей собралось – яблоку негде упасть. За сидячие места мы заплатили по два пенни, и пенни стоило стоячее. Думаю, устроителям представления удалось собрать лишь малую толику денег. «Зрительный зал» хоть и огорожен канатами, но пролезть под ними – пара пустяков. Что и сделало большинство зрителей. Да столько же наблюдало за происходящем на сцене со стороны.

А ещё говорят, что «халява – русское изобретение».

Поперёк сцены был натянут занавес из чёрной материи с нарисованными жёлтыми звёздами и луной. Из-за него вышел высокий носатый мужчина, чуть сутулый и рыжий – вылитый Жерар Депардье.

– Достопочтенные жители Стратфорда! Я – Ричард Барбидж, актёр! – провозгласил мужчина. – Сейчас мы покажем вам весёлые пьесы. Смейтесь, ибо смех – ключ к счастью!

Роберт наклонился ко мне:

– Я знаю этого молодца – лондонская знаменитость. Только дела у их труппы, видно, неважнецкие: сам себя объявляет, нет денег на ведущего.

Как оказалось, вся труппа была представлена одним актёром – Барбиджем, остальные – «сборная солянка» из провинции. Труппа Зуко, в которой я в своё время имела честь состоять, куда профессиональнее этих комедиантов. Собственно, представление тянул один Барбидж, остальные больше мешали, без них, думаю, он лучше бы справился. Впрочем, был ещё актёр, на которого я обратила внимание – исполнитель роли женщин в пьесках, что представили гастролёры. Молодой парень, крепкий, коренастый, он выглядел комично в парике и нелепых нарядах, что и требовалось, поскольку вначале шли шутливые сценки, вроде наших с Зуко фацеций. Публика осталась довольна.

Но вот Барбидж провозгласил:

– А сейчас, достопочтенные зрители, вы увидите пьесу, которая называется «История севильского распутника Дона Хуана, друга короля Педро Первого, и дочери убитого им командора, доньи Анны».

Как я и думала, нам показали вариацию на тему Дона Жуана, накликавшего беду насмешками над статуей командора. Только соблазнённая сим насмешником Анна в этой интерпретации была не вдовой, а дочерью убитого. Юную красавицу играл тот же актёр, что привлёк моё внимания. Только теперь роль совершенно не подходила ему. Зрители встретили смехом появление парня в платье знатной испанки.

– Я узнал тебя, Уилл! – раздалось у меня прямо над ухом. – Вырядился в бабу, ха-ха! Ребята, это наш Уилл Шекспир.

Бог ты мой! Кто бы мог подумать! Так вот кого Ричард Барбидж, лондонская знаменитость, взял в напарники! То-то он поразился бы, узнав, что никому не известный провинциальный актёр – будущий гений мирового масштаба.

Впрочем, уже сейчас нельзя не заметить у парня несомненный талант. Наблюдая за игрой Шекспира, я подумала: он актёр от Бога. Роль юной испанки, потерявшей голову от любви к убийце отца, Уильям сыграл так, что зрители, в конце концов, поверили и прониклись сочувствием к несчастной девушке. Финальную сцену все (включая меня) смотрели, затаив дыхание, при полной тишине, нарушаемой лишь всхлипываниями чувствительных зрительниц. А потом устроили овацию.

Объявили перерыв. Выступление театральной труппы закончилось, дальше – цирковое представление.

Роберт и дядя Рич отлучились, намереваясь «промочить горло» чарочкой-другой бренди в кабачке неподалёку. Я осталась.

Позади оживлённо болтали парни, приятели того крикуна, кто признал в донье Анне своего знакомого. Они то и дело поминали Уилла, комментировали роли, сдабривая замечания непристойностями, ржали молодыми жеребчиками.

Дурачье, знали б вы…

– Уилл! Иди к нам!

Он подошёл, и стоял теперь в шаге от меня. В своём подлинном обличье, без грима и в мужском платье. Я поглядывала, как бы невзначай, чтобы не нарушать приличий.

Что сказать? С виду – деревенский парень. Открытое лицо, широкая улыбка, только в глазах – хитринка, даже сумасшедшинка какая-то. Шатен. Одет просто: куртка, кожаные штаны до колен, гетры, грубые башмаки.

Будущий классик громко поприветствовал приятелей:

– Том, рад видеть тебя! Майк, дружище! И Джефферсон тут, а говорили, будто в Лондон собирался?.. Раздумал? Слышал, как потешались надо мной, бездельники! Увы, мне пока доверяют только женские роли – удел всякого начинающего комедианта.

– Бабы у тебя хорошо получаются, Уилл. Ха-ха-ха!

Приятели продолжали зубоскалить, а Шекспир уселся на скамью рядом со мной, но лицом в противоположную сторону.