Хуан Валера - Испанские повести рассказы

Антон, оробевший и трепещущий, наряжался у себя в комнате с особой тщательностью в новый с иголочки костюм; он то бросался к зеркалу, чтобы пригладить кудри, то испускал такие вздохи, что в оконных рамах звенели стекла.

Вероника одевалась к венцу в тесном алькове господской беседки, она не могла сдержать слез счастья, поправляя складки прекрасного подвенечного платья и прилаживая к волосам чудесную гирлянду из белоснежных цветов; с простодушным восторгом ребенка любовалась она переливами шелка на юбке, сверканьем золотой цепочки, спускавшейся с шеи, блеском голубых атласных туфелек… и целым ворохом всяких украшений, которые ловкий Кривоножка накупил в Сантандере.

Дон Робустьяно, то ли из уважения к ее стыдливости, то ли из презрения к роскоши ее наряда, покинул беседку и в задумчивости кружил близ развалин своего дворца .

Увы, от дворца остались только четыре стены, да и те не полностью: половина внутренней стены, давшей трещины, лежала на земле. Крыша, мансарда, комнаты первого этажа — ничего более не существовало. Кривоножка решил: переделывать, так уж основательно! И вот, вопреки намерениям дона Робустьяно, который желал сохранить все, что возможно, в прежнем виде, одну комнату он приказал разрушить под предлогом перестила полов, другую — из-за необходимости восстановить стену. Во дворе и в каштановой роще стояли козлы, на которых пилили балки, высились кучи извести, лежали наполовину отесанные каменные плиты. Только на земле рядом с воротами сохранилось несколько старых плит с высеченными на них гербами. Их берегли как зеницу ока, чтобы позднее вновь установить на места, которые занимали они испокон веков. В тот день, о котором мы ведем рассказ, рабочих здесь не было: по случаю торжества в семье хозяев они отдыхали.

Все, что мы до сих пор сообщили о празднестве, происходило рано утром, когда солнце едва успело позолотить своими лучами крест на церковной колокольне.

Два часа спустя веселое и живописное шествие направилось со двора Торибьо. к воротам соседей. Танцоры несли балдахин, под которым шли Масоркас, его сын и супруга алькальда (в свое время станет известно, какая роль предназначалась этой сеньоре); за ними следовали двенадцать певиц с бубнами, увешанными колокольчиками, а позади бесчисленное множество парней и девиц — цвет селения. Все вокруг заполняла толпа любопытных. Открывали шествие четыре музыканта; они наигрывали на волынках подобие тарантеллы, весьма популярной в области Гор, и под ее звуки выступали танцоры, важные, точно статуи. Едва умолкли волынки, раздалась песня. Шесть девушек запели тягуче и монотонно, ударяя в бубны:

Им ответили на тот же мотив и под тот же аккомпанемент другие шесть голосов:.

Так они чередовались, волынщики и певицы, пока не дошли до ворот дома сеньора Трес-Соларес. Здесь процессия остановилась, и все на миг умолкли. Затем парни разом испустили громкий клич, прокатившийся по горам и гулким эхом вернувшийся обратно. Тогда Кривоножка трижды ударил по воротам, а девушки с бубнами пропели новую строфу:

Несколько мгновений спустя ворота распахнулись и появились дон Робустьяно с Вероникой. Дон Робустьяно был бледен, на лице его застыла гримаса горечи и отвращения; трепещущая Вероника рдела от смущения. На отце мешком висело поношенное парадное платье; на дочери сверкал богатый подвенечный наряд.

Кривоножка, Антон и супруга алькальда подошли к ним; пять человек не могли уместиться под балдахином, и было решено, что это почетное место займут только господа . Тщеславию сеньора польстило такое отличие, он подал руку дочери и вступил под балдахин с величественным и несколько презрительным видом, словно делал одолжение всем собравшимся.

Девушки, увидев роскошный наряд Вероники, ахнули от удивления; не одна из них, наверно, подумала, что Вероника завладела лучшим женихом, и бросила на невесту недружелюбный взгляд.

После того, как господа заняли место под балдахином, Торибьо с сыном и супруга алькальда стали рядом с ними, и все скова тронулись в путь под оглушительные приветственные крики толпы, звуки волынок, куплеты певиц, взрывы петард и перезвон колоколов: пономарь с раннего утра забрался на колокольню, чтобы торжественно отметить каждый шаг свадебного шествия.

Когда процессия приблизилась к церкви, навстречу ей вышли сеньор священник, алькальд с муниципальными советниками, учитель и школьники.

Священник, человек осторожный, ограничился приветствием, обращенным к каждому из основных действующих лиц пышного и красочного кортежа.

Алькальд, богатый землевладелец, лишенный сообразительности во всем, что не относится к улучшению почвы или взиманию налогов с облагаемых ценностей (в этом-то он был хоть куда!), обладал гораздо большим самомнением, чем священник. Он считал себя способным к любому делу — хотя бы потому, что в отправлении своей должности мог дать любому сто очков вперед. Таково было его мнение. Вот почему он решил, что в кратком приветствии священника чего-то не хватало, и возымел намерение преподать наглядный урок, как следует себя вести в подобных торжественных обстоятельствах и к тому же показать народу, что ему известно тонкое обхождение. И вот он приосанился, махнул трижды рукою, четырежды сплюнул, задрал голову вверх, зажмурился и, стоя прямо против жениха и невесты, возвестил:

— О божественная тайна! Что я вижу, что наблюдаю? Или это фантазия моих очей? Нет, вы сюда явились… вы… самые… великодушные из моих… э-э, вассалов… явились… чтобы связать себя путами… то есть узами… на веки вечные… в святой… Я и муниципальные советники, которые здесь наличествуют… э-э, своими бренными телами… вам… вас… уважаем, привечаем и восхваляем, дабы все было в добрый час и вам во славу, которой… вам желаю. Я кончил.

И алькальд замолк, окинув всех горделивым взором победителя. Советники, сопровождавшие его одновременно поклонились и изрекли: