Хуан Валера - Испанские повести рассказы

— Не кажется ли тебе, что мне следует нажать? — спрашивал Мариано у своей жены.

И Хуана, не колеблясь, отвечала:

— Разумеется! Нажимая, не стесняйся!

Хуана все еще продолжала дружить с Кончей и с самим министром, но при создавшемся положении вещей, о котором его супруга, конечно, ничего не знала, Аркета не считал удобным, чтобы нажимала также и она. К тому же его бедной женушке вряд ли удалось бы добиться большего, чем ему самому

Министерша клялась и божилась, будто не дает мужу ни минуты покоя, требуя, чтобы он включил в свой кабинет — если таковой будет сформирован — их друга Мариано, надежнейшего, вернейшего человека!

— Но, право же, друг мой, ты заблуждаешься. Как хочешь, а я совсем не имею на Медианеса того влияния, какое ты мне приписываешь. Мои просьбы он выполняет лишь тогда, когда находит их разумными. — Так, оставшись наедине с любовником, оправдывалась Конча.

Но Аркета не отступался от задуманного. Он все настаивал, настаивал… нажимай — и добьешься!

В силу логики закулисных махинаций, которые так нравились Мариано, игра Медианеса была на руку той оппозиционной партии, чей вождь сочинил эпиграмму на Аркету. Шеф Медианеса не любил министерств переходного характера, автор же эпиграммы делил ставку именно на такое министерство. Чтобы прийти к власти, ему необходимо было прежде всего внести разлад в ряды противника, а уж в дальнейшем он бы нашел способ опорочить промежуточный кабинет и предложить свои услуги как нельзя более кстати. Медианес и Аркета видели эту игру насквозь, но, поскольку ситуация была на редкость благоприятной для образования кабинета Медианеса, они решили ковать железо пока горячо, а там будь что будет.

Аркета не знал, однако, что глава оппозиции, помогавший Медианесу получить кресля премьера, диктовал ему свои условия насчет состава будущего кабинета и объявил депутата от округа Полануева persona non grata [185] Нежелательным лицом ( лат. ) .

Медианес скрывал от своего друга жаркие дебаты, которые он вел с этим вельможей, чтобы склонить его в пользу бедняги Мариано. Сам он во что бы то ни стало хотел вручить Аркете министерский портфель.

Скажем вкратце: правительственный кризис в конце концов разразился и проектов оказалось хоть отбавляй. Составлялись разные министерства: в одних министрами были признанные политические деятели, другим грош была цена… Наконец — о, радость! — сформировал свой кабинет и Медианес. Правда, злые языки объявили новый кабинет «мертворожденным», но тем не менее он все же появился на свет, а это самое главное.

И Аркета получил портфель министра народного хозяйства!

Что за трогательная сцена разыгралась между Аркетой и его любовницей, когда счастливец узнал, что числится в списке министров!

Разумеется, Конча была в восторге. Но в глубине души она затаила недоумение. Ей ведь так и не удалось добиться от мужа вполне определенного обещания дать министерский портфель добряку Аркете. Но как бы там ни было, портфель был получен!

В проявлении своих чувств перед женой Мариано был более сдержан: его мучили угрызения совести, правда, не слишком сильные. Как-никак, а портфель-то был завоеван ценой супружеской измены… Бедная Хуана! Впрочем, какого черта? Раз ей этот секрет не известен, она тоже должна быть на седьмом небе от счастья. Шутка ли — жена министра!

Хуана и в самом деле сияла от радости. Она поторопилась заказать мужу мундир, который был сшит с такой молниеносной быстротой, точно свалился с луны.

Церемонию присяги назначили на одиннадцать часов утра, но уже в десять Хуана собственноручно надела на мужа роскошный, сверкающий золотом мундир, в коем предстояло ему вступить на министерскую стезю. Дом заполнился множеством друзей, а в половине одиннадцатого — о, верх блаженства! — счастливая чета получила записку от Медианеса: «Ждите меня, я заеду за вами в карете, мне хочется лично поздравить Хуану».

Мариано даже прослезился.

Какой триумф!

Новый премьер тоже явился в мундире, правда не столь ослепительном, как у Аркеты.

Что творилось в доме! Настоящее вавилонское столпотворение!

От полноты чувств Анкета едва не лишился рассудка.

Все наперебой говорили хозяину дома, что мундир ему очень к лицу; но, боясь прослыть фатом, он не решался всласть наглядеться на себя в зеркало, — а ведь мундир был заветной мечтой его жизни!

Нет, счастье его будет неполным, если он не улучит минутку, чтобы остаться наедине с зеркалом и без помехи насладиться созерцанием своего министерского великолепия!

Куда же пойти? Лучше всего, пожалуй, в свой кабинет, где он не раз мечтал о будущем триумфе! А теперь он хотел увидеть себя в полном параде в большом зеркале, перед которым, бывало, частенько принимал величественные позы.

Среди царившей в доме суматохи ускользнуть от гостей оказалось не так уж трудно.

Незаметно, крадучись, точно воришка, Аркета направился в свой кабинет. Дверь была приотворена… Прямо против двери находилось зеркало, перед кристальной поверхностью которого он намерен был покрасоваться.

Но что за черт! Прежде чем законы преломления света, позволили Аркете увидеть в зеркале свое изображение, он ясно увидел в нем… мундир министра. Это был Медианес!

Но он был не один: в зеркале Аркета увидел также пухленькую Хуану, с розовыми щечками которой свежеиспеченный премьер проделывал в точности то же, что накануне он, Аркета, проделывал со щеками (куда менее свежими!) супруги премьер-министра.

Аркета отшатнулся. Он не вошел в свой кабинет… Пусть так, но он ведь вошел в другой, в кабинет министров Медианеса. Впрочем, Медианес, как мы видели, главенствовал и в кабинете Аркеты…

Первым порывом Аркеты было разнести все вдребезги. Но, подумав, он решил принести жертву на алтарь отечества. Сначала он хотел сорвать с себя министерский мундир, который жег его (или во всяком случае должен был жечь), как туника того античного героя… он не помнил в точности, кого именно. Однако мундир остался целехонек, и ровно через пять минут Аркета уже подкатывал в карете Медианеса к дому премьера, где их поджидали другие министры и ряд видных политических деятелей. Там же находился и автор эпиграммы, творец новой парламентской ситуации, предвкушавший свой негласный триумф.

Аркета заметил, что этот вельможа приветствует его насмешливой, пожалуй даже презрительной улыбкой. Более того, прославленный вождь парламентского меньшинства отпускал вполголоса какие-то остроты, вызывавшие взрывы смеха его собеседников. При этом они косились на Аркету.

Наконец покровитель нового кабинета произнес уже громко, с нарочитым пафосом:

— Sic itur ad astral [186] Так поднимаются к звездам! ( лат. )