Хуан Валера - Испанские повести рассказы

Тут Хосе разрыдался, как ребенок! Я всячески утешал его и наконец сказал, что постараюсь выхлопотать ему прощение; но взял с него слово, что, если его тем временем изловят, он немедля известит меня. Затем мы распростились. Едва я сделал несколько шагов, как Хосе меня окликнул: «Дядюшка Бернардо», — сказал он, — «под половицей, в головах у отца, зарыто золото; откопайте его и закажите панихиду за упокой души бедного батюшки». — «Ладно», — пообещал я. И так жаль мне стало парнишку: ведь он ни о чем не догадывался и не понимал той ужасной вины, которая на нем лежала благодаря хитрости злодея. Ваш отец убит, — закончил Бернардо, протягивая дону Гаспару лоскут одежды с карманом, в котором лежало письмо, — и вот улика против его убийцы!

Капеллан сделал было резкое движение, чтобы схватить протянутый лоскут, но тут же с отвращением отдернул руку.

— Заверните улику, как прежде, — сказал он. И пока Бернардо не спеша выполнял приказание, капеллан взволнованно ходил взад и вперед по комнате.

— Готово, — сказал старик, снова протягивая капеллану тщательно завернутый пакет.

Но капеллан, остановившись перед своим собеседником, посмотрел на него вдохновенными глазами, сверкавшими на бледном, изменившемся лице, и сказал:

— Мертвым не надо ничего, кроме молитвы за упокой души. Возьмите себе эту улику, мне она не нужна.

— Сеньор! — воскликнул старик. — Вы не хотите, чтобы виновный был наказан?!

— Нет, не хочу. Ведь это ничего не изменит.

— А истина? Разве это мало — раскрыть истину? Разве вы не хотите восстановить честь вашего брата?

— Для чего? — уныло возразил капеллан.

— Чтобы смыть пятно бесчестия с вашей семьи, — у бедняков ведь тоже есть честь.

— Мой род угаснет вместе с моей смертью.

— И вы согласны нести это бремя?

— Дядюшка Бернардо, здесь, где меня все знают, я не останусь. Я поеду миссионером в Китай; оттуда не многие возвращаются.

— А правосудие? А приговор общества?

— У них свои слуги.

— Так что же, вы прощаете?

— Да, и сделаю все, что в моих силах, для спасения виновного. Я первый отказываюсь от мести.

— Сеньор, — сказал Бернардо, и в его возмущенном голосе послышалось уважение, — вы святой!

— Нет, я просто не хочу обращаться к земному правосудию и не желаю принимать в нем участия. Не думай, Бернардо, что для этого надо быть святым, нас этому учит человеческая мудрость. Индийский поэт сказал: «Добродетель прощает злодейство, подобно тому как сандаловое дерево изливает свой благоухающий сок на топор, наносящий ему рану».

— Ваш отец говаривал, что у Хосе рыбья кровь… Мне думается, сеньор, что это относится ко всей вашей семье. Знай я, где разыскать преступника, он бы у меня получил по заслугам! И я вам больше скажу: я считаю своим долгом честного человека сорвать маску с преступника.

— Каждый понимает долг чести пр-своему, дядюшка Бернардо, — возразил капеллан. — Только вам трудно будет найти убийцу: прошло десять лет, как он исчез, — может, покинул родину, может умер. Лучше молитесь о его душе и просите бога, чтобы грешник раскаялся.

— Сеньор, терпение и труд все перетрут. Я не успокоюсь, пока не отыщу его. Зерно веют, а злодея казнят!

— Разыскав и наказав преступника, вы, может быть, исполните долг честного человека, дядюшка Бернардо; но простив его — вы поступите по заповеди божьей.

— Клянусь жизнью, сеньор, такое всепрощение неразумно! Есть злодейства, которые простить нельзя.

— Вы не правы, дядюшка Бернардо, нет такой вины, которой не простит небо.

— Ну что ж, сеньор, — возразил с жаром старый солдат, — я не святой, как ваша милость, и я даю вам слово: попадется мне в руки этот негодяй — клянусь памятью матери, заплатит за все свои злодеяния! А по-вашему, падре, я возьму великий грех на душу?

— Нет, друг мой, я этого не говорю. Я высказал то, что сам чувствую, не осуждая ближнего. Но зачем предполагать невозможное? Едва ли вам удастся найти того, кого вы подозреваете в убийстве.

— Разве я не отыскал Хосе?

— Это случайность, дядюшка Бернардо.

— Бывают случайности, которые похожи на перст судьбы, сеньор дон Гаспар.

— Подумайте, десять лет! Какой густой покров окутал прошлое!

— Сеньор, по народной поговорке — долог век, да недолговечно счастье. Я найду злодея. И раз вы отказываетесь, я один буду его разыскивать; а когда отыщу… пусть бог ему поможет! Ну, а сейчас мне надо передать судьям улику, — сказал старик, поспешно покидая комнату.

Как-то в утренний час генерал сидел в кабинете старшего брата, занимавшего прекрасный дом на одной из лучших улиц Мадрида. Генерал с жаром защищал свою мысль, старший брат спорил с ним и не уступал.

— Только в наше время, — говорил старший брат генералу, — удается выдвинуться и занять положение в свете благодаря богатству, чину, политическому весу или чудачествам; и никто даже не думает проверить, с какого дна так высоко взлетели эти выскочки. Жизнь подобных господ окутана тайной, их прошлое исчезло во мгле, как след лодки в морской пучине. А наше общество весьма охотно мирится с таким положением: «Что мне за дело до прошлого, ведь я живу лишь сегодняшней минутой!» Увы! новые идеи пустили глубокие корни в нашей среде. Полнейшее равнодушие к прошлому человека, к его происхождению, к семье, воспитанию и имени привело к тому, что нынче дети, особенно из числа преуспевающих, редко отзываются с почтением и любовью о родителях, которым сама природа даровала, это право.

— Брат, — ответил будущий тесть полковника, — хвалить прежние времена и хулить настоящее — обычай стариков. Я отказываюсь следовать за тобой по этому утомительному пути.

— К сожалению, нынешние дурные обычаи одинаково свойственны как молодежи, так и старикам. Каждая эпоха порождает свои идеи, ибо люди — духовно и телесно — были и останутся несовершенными, как бы ни мудрили над их исцелением философы и современные Гиппократы. Едва удается излечить один недуг — нравственный или телесный — как появляется другой; так будет всегда; и количество умирающих не от той, так от другой болезни, останется неизменным, и новые дурные идеи возникнут вместо прежних. Так было, есть и будет вечно!

— И все это сказано лишь для того, чтобы лишний раз выразить неодобрение по поводу брака моей дочери с полковником Герра?

— Совершенно верно, брат.

— И на том лишь основании, что нам не известны его отец, дед и прадед?

— Да, отчасти из-за этого, ведь его дети будут моими племянниками и наследниками.

— Его родители богатые и знатные землевладельцы в Северной Африке.

— Без родословной нет знати. Я справлялся и узнал из достоверных источников, что семья, носящая это имя, очень бедна; у них действительно был сын; в тысяча восемьсот… году он завербовался в солдаты и уехал в Америку; с тех пор от него не было никаких известий, и родители считают его погибшим. По словам полковника, его родители умерли. Так вот, что ты думаешь о сыне, который отрекается от родителей лишь потому, что они бедны?