Хуан Валера - Испанские повести рассказы

— Да, как же, далеко ты так уедешь!

— Конечно! Когда ослица была толста, как бочонок, она не могла поднять и одной фанеги муки, а теперь, когда она отощала, как вяленая треска, она свезет и две. Ну вот, и намотай себе на ус, Ангел.

— Не пойму, к чему твоя сказка. Что общего у ослов с людьми?

— Каждый человек чем-нибудь походит на осла.

— Телом или разумом?

— Либо телом, либо разумом.

— Будь я проклят, если я что понимаю!

— Стало быть, ты на осла похож не телом.

Беседуя таким образом, дошли Сенека с Ангелом до паперти, где уже собралось немало односельчан. Прозвучал последний удар колокола, и все пошли к мессе.

Пока длилась служба, к церкви подошла разносчица и разложила на скамье у дверей свой товар — платки, ситцы, ленты и детские игрушки.

Выйдя из церкви, женщины окружили торговку. Подошли и мужчины, в том числе Ангел: одни — чтобы поглазеть, другие — чтобы купить.

— Ну-ка, разве вы не возьмете у меня платочек для жены? Ведь вон какая она у вас красавица, а как наденет платочек, так вы просто рот разинете! — сказала торговка Ангелу, разворачивая перед ним яркий платок с затейливым узором.

Не надо было жене и платка надевать, Ангел и так рот разинул, услышав, как торговка при всех назвала его жену красавицей.

Ну, поторговавшись, как полагается, купил наконец Ангел жене платок, который предлагала торговка; и мало того — купил еще каждому сыну по мячику.

— Погляди-ка, хороший платок я купил жене? — спросил он Сенеку.

— Хороший, — ответил тот, — точь-в-точь как та сбруя, что я купил на ярмарке для моей ослицы.

Бедный Ангел действительно был бедным: пока он один выпалывал сорняки на клочке земли возле белого домика, сыновья, которые уже достаточно подросли, чтобы взять лопату и помочь отцу, играли в мяч или в кегли; а жена, свежая как огурчик, только и делала, что бегала на рынок да на гулянья.

Сенека был сущий дьявол, все подмечал и высмеивал. Он отлично разглядел, что четыре воскресенья подряд Ангел является к обедне в штанах, разорванных на самом ответственном месте, а на пятое воскресенье его черные штаны оказались зашитыми белой ниткой, да еще такими стежками, какими впору только саван для свекрови шить. И Сенека запел с улыбкой, от которой у Ангела кровь застыла в жилах:

Под горячую руку Ангел поругивал жену, но все же любил, ее достаточно, чтобы полезть за нее в драку.

— Это ты к чему же запел? — спросил он Сенеку в сердцах.

— А к чему белые нитки на черных штанах? — спросил его в свою очередь Сенека.

— Я тебе объясню…

— Нет, это уж пусть твоя жена объясняет.

— Ошибаешься, это не жена зашивала, а я сам.

У Сенеки не хватило духа насмехаться над человеком, которому так не повезло, что хоть он и женат, а приходится самому зашивать себе штаны, и твердо решил про себя сделать все возможное, чтобы навести порядок в доме у своего односельчанина и друга.

Несколько дней спустя Сенека поднимался в гору к белому дому, подгоняя дубинкой ослицу, нагруженную мешками с мукой, среди которых был мешок и для Ангела. Тот меж тем работал как негр в яблоневом саду, в то время как его жена причесывалась и прихорашивалась, усевшись на солнышке у входа в дом, а ребята играли на лужайке под орешниками в кегли.

— Сбросьте здесь мешок, он небось подберет, когда пойдет домой обедать, — сказала щеголиха, не трогаясь с места.

Сенека оставил мешок у дверей и пошел на участок, где работал Ангел, чтобы выкурить с приятелем трубку и перекинуться словечком.

В глубине сада росло несколько яблонь, которые привлекли его внимание своей необыкновенно пышной листвой.

— Ну до чего же хороши у тебя яблони, — сказал он Ангелу.

— Хороши-то хороши, а только будут они у меня зимой трещать в печке.

— Что ты чушь несешь?

— Да вот и не чушь.

— Как же не чушь, если эти яблони настоящие красавицы?

— Красавицы, да только с виду. Верно, что они густые да пышные, а не приносят ни яблочка; зато вон те, на том конце, на вид совсем плохонькие, а каждый год так и ломятся от яблок.

Сенека заговорил о другом и, пока они с приятелем курили, с огорчением заметил, что на штанах у того живого места не осталось, дыра на дыре.

— Слушай, Ангел, — спросил он крестьянина, — найдется у тебя пара крепких жердей?

— Как не найтись!

— Поди-ка за ними.

— Зачем?

— Принеси их, дружище, тогда узнаешь.

Ангел ушел и сразу же вернулся с двумя длинными жердями, которыми сбивают с деревьев каштаны и орехи. Жена и дети пришли тоже из любопытства, а боров, пользуясь тем, что все забыли о мешке, проделал в нем дыру и собрался всласть нажраться муки.

— Вот тебе жерди.

— Возьмем-ка да хорошенько проучим эти яблони.

— Как так?

— А чтобы больше не ленились.

— Ха-ха! Ну и выдумает этот Сенека! — воскликнули хором Ангел, его жена и сыновья.

Сенека схватил жердь и начал колотить по яблоням, а за ним и Ангел взялся за дело, решив поддержать шутку и понимая, что хитрый мельник задумал намекнуть его жене и ребятам, что они тоже, за свою лень, заслуживают хорошей порки.

Стук да стук, обломали они все ветки, и вскоре яблони, которые только что были такими пышными и нарядными, стояли почти голые. Ангела это не слишком огорчило, ведь он все равно решил срубить их, раз они не приносят яблок.

— Все-таки ты не прав, дубинка идет впрок только ослам!

— И тебе бы хорошая дубинка не помешала, — пробормотал Сенека потихоньку и пошел восвояси.

Давно известно, что изобилие листвы уменьшает количество плодов и вредит их качеству. На кантабрийском побережье даже существует обычай: если листва на апельсинных и лимонных деревьях разрослась слишком густо, крестьяне камнями обламывают ветви. Однажды я увидел, как крестьянин в Бермео расправляется со своими апельсинными деревьями, и сказал ему, что сомневаюсь в пользе подобного обращения. Он мне возразил: «Если бог пошлет вам детей и вы все-таки не одумаетесь — боюсь, что дети либо вовсе не принесут вам плодов, либо уж такие горькие, что вы от них заплачете».

Бог послал мне детей, и я в самом деле одумался, но жердей у меня в доме нет, и приходится мне уповать на милость господню в ожидании плодов от моего потомства.

Когда Сенека с Ангелом сбивали листву с яблонь у белого дома, весна только начиналась. Спустя некоторое время пришлось Ангелу уехать на недельку, и он наказал жене и детям, чтобы они к его возвращению перекопали землю у самого дома — единственный уголок, где он не успел управиться.

Вернулся он поздно вечером и застал весь дом, как говорится, вверх дном. Даже огня не было в очаге, чтобы приготовить ужин! Бедный Ангел с горя улегся спать, а утром подошел к окну посмотреть, как выполнили жена и дети его поручение. Каково же было его отчаяние, когда он увидел, что клочок земли так и остался нетронутым. Зато взглянув в глубину сада, он вскрикнул от радости: побитые яблони, на которых никогда не росло ничего, кроме листьев, стояли все в цвету!