Эжен Сю - Зависть

- Да, мадам, - ответила Зербинетта, - я начинаю вспоминать, но смутно. Прошу вас, продолжайте.

- Когда президент достаточно уверился в своих силах, я назначила шевалье свидание где-то здесь и пришла сюда пораньше вместе с президентом, чтобы его спрятать в пещере, которую ты видишь вон там, в скале. «Теперь слушайте меня внимательно, Сигизмунд, - сказала я ему, - шевалье должен прийти. Вы сосчитайте до тысячи когда он явится, чтобы дать ему возможность пожаловаться мне на свои страдания - я в это время тоже буду считать, как и вы. Но при счете 998 у меня будет растроганный вид. Вот тогда вы и станете испускать крики орлана. «Чудесно, маркиза, чудесно!» «Слушайте же, скверный мальчик! Ах, Боже мой, - скажу я шевалье, - я очень суеверна. Бегите в замок за ружьем и убейте эту мерзкую птицу, а потом мы посмотрим. Шевалье побежит, а я, дорогой Сигизмунд, приду к вам в пещеру». «Маркиза, вы самый очаровательный демон!»

«Скорее, вот идет шевалье!» - воскликнула я. И бедняга Люнель забрался в свою дыру и начал считать: раз, два, три, четыре…, пока я не присоединилась к шевалье.

- Замечательно, мадам, - Зербинетта хохотала, как безумная. - Я так и вижу лицо президента, добросовестно считающего раз, два, три… А вы в то время ушли с шевалье!

- Все, что я могу тебе сказать, Зербинетта, это то, что мы условились с Люнелем о моем снисхождении к шевалье при счете 998. И, честное слово я, лишь досчитала до 10 и остановилась. Между тем Люнель свою тысячу закончил и изо всех сил стал кричать по-орланьи так пронзительно, странно и дико, что шевалье мне вмиг показался очень докучливым, так что я сказала бедному малому, чтобы утешить его: «Эта проклятая птица, этот орлан!»

Невозможно передать тон вдовы, произносившей последние слова. Она нюхала табак, а служанка задыхалась от хохота.

- «Бегите скорее в замок и отыщите свое ружье, - сказала я шевалье, - мне нужна жизнь этой мерзкой птицы. Я хочу разодрать ее своими руками. Бегите, я вас подожду». «Боже мой, какой странный каприз, маркиза! Наступает ночь, вам будет страшно». «Ах, шевалье, я не трусиха. Бегите в замок и возвращайтесь скорее». Было самое время, моя девочка, потому что, когда я пришла к бедному президенту, голос ему уже изменял и он стал кричать, как орлан, который задыхается. К счастью, голос быстро вернулся к нему.

- Какая замечательная история, мадам. А когда шевалье вернулся?

- Он нашел меня и президента недалеко от того места, где мы сейчас. «Идите же, шевалье, - закричала я ему издалека, - без президента, которого я случайно встретила, я умерла бы от страха». «Я же вас предупреждал, маркиза, - заявил мне этот новоявленный рыцарь. - А орлан, где он?» и потряс свирепо ружьем. «Знаете, шевалье, я думаю, что напугал его, так как птица умерла, когда я встретил маркизу, - ответил президент. - Кстати, дорогой шевалье, - добавил Люнель с невинным видом, - вы знаете, что крик орлана возвещает о неприятности?» - Произнеся эти слова лукавым тоном, президент пожал мне левый локоть. «В самом деле, дорогой президент, я всегда говорил, что этот крик предвещает дурное», - ответил шевалье, с не менее лукавым видом пожимая мне правый локоть.

Позже, когда меня свел с ума этот юный наглец - актер из Клэрвиля, мы хорошо посмеялись над приключениями с президентом и шевалье, о котором я всем тогда рассказывала. Очень долго повторяли в высшем свете: «Этот орлан!» Это воспоминание приобрело характер пословицы. А что касается мужчин…

- Я понимаю, мадам, но увы! Времена орлана были хорошими…

- Оставь меня в покое, Зербинетта, со своими «увы». Хорошее время еще будет.

- Когда же, мадам?

- Черт возьми! Да на том свете! Я всегда говорю на эту тему с толстым аббатом Робертэном, который, в скобках, прожорлив, как индюк, и себя бранит за пристрастие к белым пьемонтским трюфелям, которые мне присылает кузина Дориа. «Ну, госпожа маркиза, - говорил мне объевшийся аббат, - лучше верить в бессмертие на том свете, чем совсем ни во что не верить». Иначе говоря, моя девочка, в Елисейских полях я вновь обрету свои цветущие шестнадцать лет, а также всякий, кто последует за мной туда, чтобы служить мне. И так будет всегда до скончания веков.

- Аминь! Пусть услышит вас милосердный Бог, мадам. - сказала Зербинетта с блаженным видом. - Как это прекрасно - шестнадцать лет!

- То же самое я говорила себе вчера, глядя на своего внука. Как он был воодушевлен и пылок во время охоты! О, до чего хороша юность, не так ли, моя девочка?

- Настоящий Керубино, чтобы петь романсы даме, - подтвердила Зербинетта, знавшая Бомарше. Я думаю, что некая виконтесса…

- Зербинетта! - воскликнула вдова, прерывая свою спутницу. - Смотри, вон скала Гранд-Сир. В этой маленькой пещере президент изображал орлана.

- Ради Бога, не приближайтесь слишком, мадам, из этой пещеры могут выскочить звери.

- Все же я хочу там отдохнуть.

- Не думайте об этом, мадам, там должно быть мрачно и сыро, как в погребе.

- Это правда, моя девочка, ну хорошо, прислони мой стул к этому дубу. Здесь чудесно, солнечно. А ты, Зербинетта, где сядешь?

- Да хоть на этом камне, мадам. Правда, он довольно близко от пещеры, но…

- Кстати, что ты мне начала говорить про виконтессу?

- Я хотела сказать, что она, вероятно, желает стать прекрасной крестной матерью Керубино.

- То есть Рауля?

- Ну да, мадам. Она всегда к нему обращается: «Г-н Рауль, мою шляпку. Г-н Рауль, мой зонтик. Всегда господин Рауль. Еще вчера, когда хотели напугать г-на Рауля - это была ее затея, и я увидела…

- Ты увидела, ты увидела… Вовсе ты ничего не видишь, моя девочка. Виконтесса просто-напросто хочет, по всей вероятности, затеять с юношей безопасную игру и ввести в заблуждение своего глупого мужа, чтобы он не тревожился и не становился на дыбы, когда г-н де Монбрей, любовник виконтессы, приедет сюда. Ведь я пригласила этого малого. Ничто так не развеселит старый замок, как подобные обстоятельства. Мне нравится иметь его в окружающем меня обществе. Влюбленные - это веселье, певучесть, толчея, как на майском карнавале. Мне ничего не нужно, только смотреть на них. Это веселит мое сердце, разжигает мои воспоминания… А уж физиономии дурней мужей! Надо заметить, моя девочка, что в отношении виконтессы ты видела все в кривом зеркале.

- Понимаю. Господин Рауль для нее должен был стать прикрытием.

- Да, и ничем другим. Я уже предупредила внука. Правда, он может позволить себе это, тем более, что виконтесса прелестна.

- Позволить себе, - повторила Зербинетта, качая головой, - но не настолько же, мадам. Господин Рауль, как и Керубино, которому любовь к хозяйке не мешала играть на лютне для Сюзанны.

- Милый мальчик, не правда ли, Зербинетта? И ты думаешь, что среди женщин из окружения виконтессы есть какая-то, которая на него поглядывает?