Эжен Сю - Зависть

- Она не будет напрасной, мадам, у меня есть много оснований поверить в нее. Я думал сейчас вовсе не об отъезде, а о завтрашнем дне, который должен стать решительным. Чтобы не прерывать ход моих размышлений, я под предлогом легкого недомогания отказался спуститься поужинать. Успокойтесь, мадам, умоляю вас, в свою очередь. Поверьте, у меня только одна забота - здоровье нашего Фредерика.

По-моему, теперь оно не только возможно, но и несомненно. Все говорит мне, что завтра будет для нас счастливый день.

Невозможно описать перемену, которая происходила в лице молодой женщины при каждом слове, произнесенном Давидом. Бывшее бледным и искаженным от горя, оно вдруг окрасилось румянцем счастливого волнения, озарилось лучами надежды.

Мари, была необыкновенно хороша в эту минуту. Ее белый пеньюар слегка распахнулся на груди, вздымавшейся от волнения, а глаза смотрели на Давида с таким выражением, что кровь зашумела в его голове… Страстная любовь, как он со страхом сознавал, заполняла все больше и больше его сердце…

- Г-н Давид, - обратилась к нему Мари, - ведь вы не станете обманывать меня безумной надеждой, которую у вас вырвали мои мольбы. Вы не утешаете меня так при виде моих слез? О, простите, простите. Я стыжусь этого последнего сомнения, последнего эха моего прошлого страха. Я верю вам, я так счастлива вам верить!

- И вы, можете положиться на меня, так как я никогда не лгал, - ответил Давид, едва осмеливаясь поднять на нее глаза. Красота этой женщины опьяняла его до головокружения. - Но почему вы решили, что я собираюсь уехать, мадам?

- Мне сообщила об этом сейчас Маргарита, и я впопыхах побежала к вам.

Эти слова напомнили Давиду, что присутствие мадам Бастьен в его комнате в столь поздний час может показаться странным слугам, несмотря на привязанность и уважение, которыми они окружили молодую мать. Итак, воспользовавшись предлогом, который она сама ему подсказала, он вышел. Комната, впрочем, осталась открытой во время его беседы с мадам Бастьен. Давид громко позвал Маргариту.

- Простите, мадам, - повернулся он к удивленной Мари, - я хочу узнать, почему Маргарита решила, что я хочу уехать.

Служанка, как удивленная, так и испуганная странным уходом хозяйки, поспешила подняться наверх, где Давид ей сразу сказал:

- Милая Маргарита, вы причинили сильнейшее беспокойство мадам Бастьен, сказав ей, что я готовлюсь к отъезду. И это в то время, когда Фредерик, этот бедный юноша, которого вы знаете со дня рождения, нуждается в наших заботах.

В живейшем беспокойстве она прибежала сюда. К счастью, я легко смог разубедить ее. Но ответьте, почему вам пришло в голову, что я уезжаю?

- Как я уже говорила мадам, г-н Давид, вы просили у Андре лошадь и повозку, чтобы перевезти чемоданы в Пон-Бриллан. Тогда я подумала, что…

- Это правда, - подтвердил Давид, прерывая Маргариту, и повернулся к Мари. - Тысячу раз прошу у вас извинения за недоразумение, столь обеспокоившее вас. Вот, попросту, в чем дело: у меня есть несколько ящиков с книгами, которые я должен был передать одному соотечественнику в Сенегале. Уезжая сюда, я в спешке велел переслать к вам весь багаж, и книги, против моего желания, очутились здесь. Теперь я…

- И для того, чтобы вернуть их в Нант дилижансом, который проходит через Пон-Бриллан, вы хотите попросить лошадь и повозку, г-н Давид? - спросила старая служанка.

- Верно, милая Маргарита.

- Тогда это не только моя ошибка, но и Андре. Это он мне рассказал про чемоданы, а я еще спросила: «Чемоданы или вещи?» Ведь между этим большая разница. Благодарение Богу, вы остаетесь! Как трудно было бы мадам одной с бедным месье Фредериком!

Пока шел обмен репликами между Маргаритой и Давидом, полностью успокоившаяся мадам Бастьен, придя в себя, почувствовала, как пряди ее рассыпавшихся по плечам волос скользнули по едва прикрытым пеньюаром плечам. Тогда мадам вспомнила о беспорядке и некоторой неприличности своего туалета. Однако она была так чиста и простодушна и мать настолько затмевала в ней женщину, что в первые минуты она не придала никакого значения некоторым обстоятельствам своего ночного свидания с Давидом. Но когда в ней пробудилась инстинктивная стыдливость, она подумала с тягостной неловкостью, что находилась наедине с Давидом, что она прибежала к нему в легком ночном наряде… Мари поняла всю его тактичность, после того, как Давид позвал Маргариту, чтобы попросить у нее объяснений, которых он вправе был ожидать от самой мадам Бастьен.

Все эти размышления промелькнули в голове Мари, пока Давид с Маргаритой выясняли недоразумение.

Не имея возможности привести в порядок прическу и свой туалет таким образом, чтобы этого не заметил Давид, и чувствуя, что это запоздалое исправление явится признанием некоторого неприличия, хотя и извинительного, молодая женщина все же нашла выход из затруднения.

Служанка носила длинную шаль из шерсти, окрашенную в пунцовый цвет. Мадам Бастьен, не говоря ни слово, тихонько сняла ее и затем по способу местных женщин накинула ее на голову, а концы стянула на груди. Таким образом, волосы ее оказались прикрыты, а сама она до пояса задрапировалась в складки шали. Это было сделано с таким проворством, что Давид не заметил сразу метаморфозы в костюме мадам Бастьен, пока та не сказала ласково служанке:

- Дорогая Маргарита, простите, что я взяла вашу шаль, но ночь такая холодная, а я замерзла…

Если Давид нашел Мари восхитительно прекрасной и нежной в белом пеньюаре и с распущенными волосами, то теперь он увидел ее совершенно другой, по-новому красивой и очаровательной в этом пунцовом облачении. Ничто не могло лучше оттенить нежного цвета голубых глаз Мари, золотых волос и прелести всех ее черт.

- Спокойной ночи, г-н Давид, - простилась с ним молодая женщина. - Войдя к вам в отчаянии, я теперь ухожу успокоенная, поскольку вы мне сказали, что завтра должен быть решительный день для Фредерика и, может быть, очень счастливый для нас.

- Да, мадам, у меня есть надежда, и если позволите, завтра утром перед встречей с Фредериком я хотел бы увидеться с вами в комнате для занятий.

- Я буду ждать вас, г-н Давид, и с большим нетерпением. Дай Бог, чтобы ваше предчувствие не обмануло нас! Еще раз доброй ночи, месье Давид. Идемте, Маргарита.

Молодая женщина давно удалилась из комнаты Давида, тогда как тот все еще неподвижно стоял на месте, и глазам его так явственно представлялась ее прелестная фигура, закутанная в шаль, которую он не мог созерцать без сладостной дрожи.

На другое утро в восемь часов Давид ждал мадам Бастьен в комнате для занятий. Она скоро пришла.

- Здравствуйте, мадам, - приветствовал ее Давид. - Ну, как Фредерик?