Эжен Сю - Зависть

В ходе своего наблюдения Давид убедился, что спокойствие Фредерика было притворным. Удалившись от матери, молодой человек, не способный длительно обманывать, вновь стал печальным и озабоченным. Лицо его иногда напрягалось и принимало выражение горестной безысходности, которая беспокоила Давида.

Действительно, чтобы не расстраивать мадам Бастьен, он был вынужден убеждать ее, что появление сына ночью в ее комнате было сном. Однако сам Давид думал иначе. Он рассматривал ночное прощание юноши с матерью как реальность. Это обстоятельство в совокупности с тем, что он подметил теперь, заставило его опасаться, что за. внезапной, наигранной переменой в юноше скрывается какое-то мрачное решение.

«К счастью, я рядом с ним», - подумал Давид.

Когда они вышли из леса, Фредерик повел его по дороге через нивы. Эта дорога, справа от которой простирался лес Пон-Бриллан, вела на гребень холма, где росли особняком пять-шесть крупных сосен.

- Дорогой Фредерик, - позвал его Давид, - я тем более рад словам признательности и доверия, с которыми вы обратились сегодня ко мне, что они пришлись как нельзя более кстати.

- Как это понимать, господин Давид?

- Да, подкрепленный этим доверием и привязанностью, я могу приняться за дело, которое сначала казалось мне очень трудным.

- Какое дело?

- Дело, или, вернее, задача, состоит в том, чтобы сделать вас таким же счастливым, как и прежде.

- Меня? - воскликнул Фредерик, пораженный.

- Да.

- Но я больше не несчастен, - натянуто возразил юноша. - Я уже говорил это маме. Болезнь, которая портила мой характер, почти совсем прошла. Впрочем, господин Дюфур предупреждал маму, что это само по себе пройдет.

- Правда, дружок, вы больше не несчастны? Ваши мучения прекратились? Ваше сердце раскованно, полно радости, как и раньше?

- Месье…

- Увы, дорогой Фредерик. Прямота вашего характера вам помешает скрывать правду долгое время. Да, хотя вы пытались этим утром успокоить свою мать, вы все же страдаете, и, может быть, даже больше, чем в начале болезни.

Лицо Фредерика исказилось. Проницательность Давида ошеломила его, и чтобы не встретиться с ним взглядом, он опустил глаза.

Давид внимательно посмотрел на него и продолжала:

- Ваше молчание доказывает мне, что эту задачу - сделать вас совершенно счастливым, мне еще предстоит выполнить. Вы удивитесь, без сомнения, что я не приступил к этому раньше. Резон очень простой: я не хотел ничего предпринимать без полной уверенности, и лишь вчера сформировалось мое убеждение в причине, которая вас губит. Теперь я знаю эту причину.

Фредерик содрогнулся от страха. Это чувство, смешанное с изумлением, сквозило в его взгляде, брошенном на Давида.

Затем, сожалея о проявленном выражении чувств, юноша снова опустил голову, ничего не отвечая.

- То, что я вам говорю, удивляет вас - так и должно быть, - продолжал Давид. - Но, - добавил он тоном ласкового упрека, - почему вы страшитесь моей проницательности? Когда мой друг, доктор Дюфур, лечил вас от тяжелой болезни, разве не должен он был для того, чтобы победить ее, узнать прежде всего ее причину? Фредерик молчал.

Прошло несколько минут и по мере того, как они с Давидом приближались к вершине холма, где высились сосны, сын мадам Бастьен несколько раз бросал косые и обеспокоенные взгляды на своего спутника. Казалось, он боялся, что проект, который он задумал еще дома, потерпит неудачу.

Давид заметил, что дорога, ведущая на вершину холма, превратилась в узкую тропинку, проходящую вдоль группы сосен. Фредерик остановился, словно желая любезно пропустить вперед наставника. Тот не придал никакого значения этому, впрочем, вполне естественному поступку, и пошел вперед, думая, что Фредерик идет следом.

Через несколько минут ему почудилось, что он не слышит за спиной шагов Фредерика. Он обернулся.

Сын мадам Бастьен исчез!

Давид изумленно озирался по сторонам. Справа тянулись пашни, через которые пролегала дорога. Сделав несколько шагов влево, он только тогда заметил, что с той стороны холм имел высоту в триста-четыреста футов и переходил почти в пик, отвесно возвышающийся над большим лесом. Самые высокие деревья достигали лишь трети крутизны.

Давид, возвышавшийся над равниной, убедился, что Фредерика нет вокруг. С высоты местность хорошо просматривалась. Значит, он мог исчезнуть только по крутому скату левой стороны холма.

Тревога Давида была страшной, когда он подумал об отчаянии мадам Бастьен, если ему одному придется возвратиться к ней. Но это бездействие, вызванное ошеломлением, продолжалось недолго: человек хладнокровный, чья решительность не раз подвергалась испытаниям во время опасных путешествий, он привык поступать с быстротой и отвагой, которые в чрезвычайных обстоятельствах являются единственными шансами на спасение.

В одну минуту Давид сделал соответствующие выводы и начал действовать сообразно своим рассуждениям.

«Фредерик мог ускользнуть от меня только по крутому спуску холма. Он не бросился в пропасть - я бы услышал шум падения его тела. Значит, он спустился в каком-то подходящем месте, хорошо знакомом ему. Земля сырая, и я должен отыскать его следы и спуск, которым он воспользовался. Там, где прошел он, пройду и я - он опередил меня только на пять минут».

Давид странствовал с племенем северо-американских индейцев и не раз удалялся на значительное расстояние в леса Нового Света. Индейцы, с которыми он сдружился, нашли в нем хорошего товарища, благодаря его уму и наблюдательности.

Вернувшись на то место, где он заметил исчезновение Фредерика, Давид на протяжении пяти-шести метров видел лишь отпечатки собственных следов, но пройдя дальше, он скоро увидел и следы Фредерика. Там юноша резко свернул с тропинки и направился к пропасти. На краю обрыва его следы обрывались.

Давид посмотрел вниз.

Приблизительно в пятнадцати футах от края раскинул развесистые ветви огромный вяз. Между его кроной и тем местом, где он находился, Давид заметил большой куст, до которого можно было добраться, скользя по широкой рытвине, образовавшейся в глинистой почве. Там он увидел свежие следы.

- Фредерик воспользовался этим кустом, - сообразил Давид, пускаясь в тот же путь как с ловкостью, так и со смелостью, - а потом, повиснув на руках, он смог дотянуться до основания одной из ветвей на вершине вяза, и оттуда перебираясь с ветки на ветку, достиг подножия дерева.

Как мы уже сказали, мысли Давида сопровождались действием: в несколько мгновений он достиг вершины дерева. Кое-какие сломанные веточки и свежие царапины на стволе указывали, где пробирался Фредерик.

Когда Давид проворно спустился к подножию дерева, густой слой опавших листьев, устилавший землю, сделал более трудным розыски Фредерика. Но слегка примятая листва там, где на нее ступила нога юноши, поломанные или вырванные кусты были замечены внимательных взглядом Давида. Они служили указателем на открытых местах. Когда Давид вышел на широкую поляну, его поразил глухой, не очень отдаленный шум, на который он не обратил вначале внимания из-за треска сучьев и шелеста листьев.