Эжен Сю - Зависть

- По правде говоря, месье, я не знаю, радоваться мне или тревожиться так как сегодня ночью произошел странный случай.

- Какой же?

- Измученная вечерними волнениями я заснула одним из тех тяжелых и глубоких снов, когда пробуждение на несколько минут носит характер тягостного оцепенения, и вы едва сознаете, что происходит вокруг вас. Внезапно мне показалось, что я проснулась частично и смутно увидела при свете ночника наклонившегося надо мной Фредерика. Он плакал и говорил: «Прощай мама, прощай!» Я хотела с ним поговорить, сделать движение, но оцепенение, с которым я боролась несколько минут, мешало мне. Когда же я призвала на помощь всю свою волю и совершенно проснулась, Фредерик исчез. Все еще ошеломленная, я спрашивала себя, было ли это во сне или на самом деле. Поколебавшись немного, я пошла к сыну. Он спал или притворялся крепко спящим. В сомнении я не стала его будить - бедный мальчик так плохо спит теперь.

- А утром, мадам, вы говорили с ним о ночном происшествии?

- Да, у него был такой изумленный вид, он так правдиво уверял меня, что не покидал своей комнаты… Я не знаю, что и думать. Не была ли я жертвой иллюзии? Может быть, в своей постоянной озабоченности Фредериком я действительно приняла сон за реальность? Однако мне кажется, что я еще вижу лицо сына, залитое слезами, слышу его прерывающийся голос: «Прощай, мама, прощай!» Поверите ли, месье Давид, - Мари поднесла платок к глазам, - при одном воспоминании об этом слове «прощай» мне делается дурно. К чему это прощание? Сон или реальность - это беспокоит меня.

- Не нервничайте, мадам, - успокоил ее Давид, внимательно выслушав рассказ. - Я думаю, как и вы, что это появление Фредерика было иллюзией, вызванной постоянным напряжением вашего ума и неотступными мыслями о нем. Тысячи примеров доказывают возможность такой галлюцинации.

- Но это слово «прощай»? Не могу выразить, как сжимается мое сердце от какого-то мрачного предчувствия.

- Полно, мадам, не придавайте важности сну. Я говорю «сну», потому это трудно считать случившееся реальностью. К чему бы Фредерик стал плакать у вашего изголовья и твердить «прощай» во время вашего сна? Как он может вас оставить? Куда он убежит теперь, когда мы вдвойне настороже и следим за каждым его шагом?

- Это правда, месье Давид, и все же…

- Бога ради, успокойтесь, мадам. Впрочем, скажите: помимо этой причины, полагаю, у вас нет повода к тревоге? Почему вы не знаете, радоваться вам или огорчаться?

- Сегодня утром сын показался мне спокойным, даже довольным. У него уже не такой унылый вид, он даже улыбался и, как и прежде, горячо обнял меня, умоляя простить за все причиненные мне огорчения и обещая сделать все на свете, чтобы заставить меня забыть их. Итак, благодаря вашим вчерашним уверениям, надежде на успех и выражению удовлетворения на лице сына я должна была бы чувствовать себя счастливой.

- В самом деле, мадам. Так почему же вы тревожитесь? Этот внезапный перелом, так прекрасно совпадающий с нашими надеждами и планами, напротив, должен успокоить вас…

Давид замолчал из-за появления Фредерика. Тот был бледен, но лицо его выражало спокойствие, рот улыбался. Он приблизился к наставнику с простодушным видом и сказал сердечно и в то же время с уважением:

- Месье Давид, позвольте попросить у вас прощения за бедного полубезумного малого, который во время вашего приезда сюда наговорил столько дерзостей и нелепостей, что должен был бы сгореть от стыда если бы понимал тогда свои речи и поступки. Правда, потом он стал менее грубым, но оставался безучастным и неблагодарным ко множеству свидетельств вашей доброты и заботы. Во всех этих прегрешениях он раскаивается. Можете ли вы даровать ему прощение?

- От всего сердца, милый юноша, - ответил Давид, обмениваясь изумленным и радостным взглядом с мадам Бастьен.

- Благодарю вас, месье Давид. - ответил Фредерик, взволнованно пожимая руку наставнику, - благодарю от имени матери и от себя.

- Ах, дитя мое, не могу передать, какой счастливой ты меня сделал! Наши мрачные дни прошли!

- Да, мама, и я тебе клянусь, что больше ты не станешь переживать из-за меня.

- Милый Фредерик, - улыбнулся Давид, - вы знаете, что я ваш наставник и воспитатель, а я люблю проводить уроки не в комнате для занятий, а на природе. Хотите немного погулять со мною - сегодня такая хорошая погода!

Фредерик непроизвольно вздрогнул, но тотчас ответил:

- Я к вашим услугам, г-н Давид. - И повернулся к матери. - Прощай, мама, - и он пылко обнял молодую женщину.

Невозможно описать, что испытала мадам Бастьен, услышав эти слова, которые ночью наяву или во сне отозвались в ее сердце, как дурное предчувствие.

Мари показалось, что сын дольше, чем обычно, осыпал ее поцелуями, а его рука вздрагивала в ее руке.

Волнение Мари было таким сильным, что она побледнела и невольно воскликнула с испугом:

- Фредерик! Куда ты идешь?

Давид не сводил с нее глаз, и, догадавшись обо всем, объяснил с самым естественным видом, хотя и оттенив злосчастные слова:

- Ну как же, мадам, Фредерик вам сказал «прощай», потому что идет на прогулку со мной.

- Конечно, мама, - отозвался юноша, пораженный волнением матери и бросая на нее украдкой беспокойный и проницательный взгляд.

Давид, уловивший это выражение в его глазах, в свою очередь, спросил ее взглядом: «Чего вы опасаетесь? Ведь он со мной».

«Действительно, мои страхи глупы, - подумала Мари, - с сыном же идет месье Давид».

Все это, конечно, заняло меньше времени, чем потребовалось нам для описания.

Наставник взял Фредерика за руку и объявил мадам Бастьен:

- Вероятно, сударыня, наши занятия на свежем воздухе продлятся до завтрака.

Видите, я безжалостен к своему воспитаннику - хочу привести его к вам изнуренным усталостью.

Мари открыла застекленную дверь комнаты для занятий, выходившей на лес. Давид и Фредерик вышли.

Юноша вновь уклонился от материнского взора.

Долгое время она оставалась задумчивой и грустной на пороге, не отрывая глаз от дороги, которую выбрали Давид и ее сын.

- Предоставляю вам выбирать, в какую сторону мы отправимся на прогулку, - предложил Давид Фредерику, когда они очутились на поляне.

- О, господин Давид, мне это совершенно безразлично, но поскольку вы дали мне право выбора, я вас отведу в один уголок, которого, может быть, вы еще не знаете. Видите те сосны на вершине холма? Хотите, пойдем туда.

- В самом деле, я еще не ходил в ту сторону, - сказал Давид, направляясь к холму со своим воспитанником.

Все больше и больше изумляясь странному совпадению своих надежд с внезапным переломом, казалось, совершившимся с сыном мадам Бастьен, Давид внимательно наблюдал за ним и заметил, что глаза его постоянно опущены. И он оглядывался не раз на мать, которую мог видеть из леса через частые просветы между могучими стволами. Мадам Бастьен все еще стояла на пороге возле открытой двери.