Петр Радченко - На заре

— Вам ужин подать сюда или вы пойдете в столовую?

— Если можно, Никита Гаврилович, — попросил Филимонов, — то мы поужинаем здесь, в своем кругу.

— Хорошо, — сказал Копоть. — Тогда и я заодно поужинаю в вашем семейном обществе, ежели вы, конечно, не потребуете сидеть за одним столом с войсковым старшиною.

— Что вы, Никита Гаврилович! — Зинаида Ивановна приложила руку к груди. — Мы так рады, так вам благодарны!

— Вы для нас, — добавил Филимонов, — самые дорогие люди…

Копоть удалился, а вскоре молодая казачка принесла на подносе еду: первое блюдо — украинский борщ с говядиной. По комнате распространился приятный дух, напомнивший генералу и его любимой супруге те кубанские времена, по которым они так истосковались, изныли сердцем и душою за период изгнания из родного края. Филимонов снял с себя оружие, черкеску и, оставшись в бешмете, пригласил жену к столу и, сев с нею рядом, нюхнул борщ в тарелке, крякнул, потер руки от удовольствия, разрезал ножом свежесорванную перчинку, положил кусочки в тарелку и сказал:

— Видать, хороший борщок, давненько мы такой едали с тобой, Зиночка.

— В Крыму? — покрутила головой супруга. — Ни разу!

Вернулся Копоть. Наполнив чарочки наливкой, он чокнулся с генералом и его супругой. Выпили за успех операции, отхлебали по полтарелки борща, потом опрокинули по второй, третьей чарочке…

Когда на стол подали вторые блюда, Копоть заглянул гостю в лицо, осторожно спросил:

— Александр Петрович, а кто такие по своему национальному происхождению генерал Казанович, генерал Шифнер-Маркевич и полковник Гейдеман? Почему они носят фуражки вместо традиционной шапки-кубанки? Русские казаки они или какой другой народности?

Филимонов положил обглоданную куриную ножку на тарелку и, вытерев салфеткой губы, не совсем уверенно, сбивчиво ответил:

— Да… вероятно, казаки, русские…

Копоть отрицательно покачал головой, улыбнулся в усы, и на его цыганском лице застыл вопрос:

— А по-моему, они из тех… Помните Кутепова [357] Кутепов , Александр Павлович — русский военный деятель, генерал от инфантерии (1920), активный участник Белого движения. В марте 1920 года прибыл с корпусом в Крым, был назначен генералом бароном П. Н. Врангелем командиром 1-го Армейского (Добровольческого) корпуса в составе Русской армии. Участвовал с корпусом в боях в Северной Таврии. После разделения Русской армии генерала Врангеля на две армии, был назначен 4 сентября 1920 года командующим первой армией. — прим. Гриня ?

— Александра Сергеевича? — переспросил Филимонов.

— Да.

— Как же не помнить. Он сейчас в Крыму командует 1-м армейским корпусом.

Копоть с явным недоверием взглянул на Зинаиду Ивановну, наклонился к генералу и, что-то шепнув ему на ухо, продолжал вслух:

— Получается, что и у большевиков «они», и у нас тоже «они». Почему это так, Александр Петрович? Для меня это совсем непонятно.

Филимонов был поставлен в затруднительное положение. Не находя слов для ответа, он пожал плечами и безнадежно развел руками. Копоть с той же предосторожностью добавил:

— Раньше я как-то не обращал на это никакого внимания, а теперь — батенька ты мой!.. Все больше и больше задумываюсь над таким вопросом.

Филимонов слегка дотронулся до его локтя и, придав своему гладко выбритому лицу кривое выражение, недвусмысленно предупредил:

— Об этом сейчас надо молчать, Никита Гаврилович. Тут дело такое, весьма щепетильное…

— Значит, выходит так, — продолжал Копоть с некоторой возбужденностью в голосе. — Если мы победим — «они» прежде всего засядут на главных постах у нашей власти, ежели победят большевики, то и тут «они» — первые! Непонятно, Александр Петрович. Ей-богу, непонятно! А мы кричим: «Спасай Россию!..» От кого спасать? Вот вам святой крест, Александр Петрович, не разумею!

Наступила ночь. По улицам сновали конники: связные, ординарцы, патрули. Одни мчались в порт, другие из порта — в штаб-квартиру командующего. Местные жители все еще отсиживались в хатах, не решались показываться на улицу.

Где-то вдали изредка ухали пушки, порой ветер доносил отрывистые хлопки винтовочных выстрелов и дробный стук пулеметов.

В доме Копотя уже спали. За окном зашевелились листья на деревьях. Марьяна поднялась с постели, прильнула лицом к прохладному стеклу. При лунном свете она увидела скамью, ту самую, на которой вчера сидела с Юнькой. И слезы снова подступили к глазам.

В спальню осторожно, на цыпочках, вошла Нина Арсеньевна.

— Доченька, — тихо окликнула она. — Ты не спишь?

Марьяна прижалась к кровати, прошептала:

— Нет, мамочка.

— Тебя чужеземец спрашивает. Тот, что на обеде был.

— Что ему надо? — спросила Марьяна. — Какие могут быть у меня с ним разговоры?

— Нельзя так, доченька, — сказала Нина Арсеньевна. — Пусть войдет.

— Противный, видеть его не хочу! — бросила Марьяна.

Мать стояла в растерянности.

— Ну что ему сказать?

— Ладно! — Марьяна махнула рукой. — Зовите эту заморскую цаплю!

Она быстро накинула на себя платье, зажгла свет. Нина Арсеньевна вышла.

На пороге появился Вокэр. Прилизанные его волосы тускло поблескивали. На гладко выбритом лице расплылась та же приторная улыбка.

— Добрый вечер, мисс! — сказал он, низко наклоняя голову. — Разрешите войти?

— Заходите, раз уж пришли, — холодно ответила Марьяна.

Вокэр переступил порог, остановился у двери.

— Я хотел вас пригласить на прогулку, — объяснил он цель своего прихода. — Ночь такая светлая, хорошая, только что взошла луна.

— Сейчас не время для прогулок, — ответила Марьяна. — Чего доброго, можно нарваться на какую-нибудь засаду — кругом ведь большевики.

Губы Вокэра нервно дернулись.

— Я не боюсь большевиков!

«Врешь, боишься! — внутренне усмехнулась Марьяна. — Что-то твои глаза заметались!»

Вокэр покосился на кресло, надеясь, что девушка пригласит его сесть. Но Марьяна вдруг шагнула к окну и, полуобернувшись к гостю, раздраженно спросила:

— Зачем подняли меня с постели?

Вокэр замигал глазами от неожиданного поворота дела, попятился к двери.

— Тогда извините, — проговорил он, надел фуражку и, взяв под козырек, вышел.

Улагай курил папиросу за папиросой. Перед ним лежала карта, на которую из-под зеленого абажура падал свет настольной лампы. За открытым окном, в лунной полутьме ночи, шагал часовой, где-то близко пофыркивали кони.

Судя по донесениям, красные не оказывали особого сопротивления продвигавшимся вперед десантным частям. Казалось бы, отрадные вести — фактор внезапности сыграл свою положительную роль, но искушенный в боевых делах Улагай боялся строить какие-нибудь иллюзии насчет дальнейшего хода событий. Первый успех мог быть обманчивым.