Петр Радченко - На заре

На перроне было многолюдно, шумно и оживленно. Соня нетерпеливо посматривала в ту сторону, откуда должен появиться поезд, и когда издали донесся протяжный гудок, она вскрикнула:

— Ой, девочки!

Аминет и Люба обнялись и тоже застыли в ожидании эшелона. Соня взглянула на них и от радости неожиданно начала поочередно целовать подруг. Аминет чуточку отстранила ее от себя, сказала с улыбкой на лице:

— Ты погляди, как раскраснелась. С чего бы это?

— Ну как же? — встрепенулась Люба. — Разве ты не ждешь своих?

Из-за поворота показался паровоз. Черный дым тянулся волнистой косою над грохочущим составом, и вскоре мимо перрона замелькали вагоны, платформы, переполненные бойцами, воинским имуществом, лошадьми.

На платформе, прицепленной к третьему вагону, среди казаков стоял Виктор Левицкий. Тут же, на лафете пушки, сидел и Демка Вьюн. Когда поезд остановился, они свели по сходням своих коней. Ведя в поводу Ратника и толкаясь среди собравшихся горожан, высаживающихся бойцов-казаков, Виктор направился вдоль состава. Следом за ним Демка повел Кристалла.

К вокзалу одновременно с прибытием эшелона подъехали краснодольские подводы. Калита, поручив свою арбу напарнику-соседу, прошел с Галиной на перрон.

Виктор передал повод Демке, отыскал в толпе Соню, и они, не обращая ни на кого внимания, крепко обнялись и поцеловались. Яков Трофимович уставил на них удивленные глаза, замер с широко открытым ртом. Потом вдруг улыбнулся в усы, погладил тылом ладони бороду, воскликнул:

— Эге-ге! Да тут, как я бачу, такие дела пошли, хоть свадьбу зачинай!

Соня оглянулась, вспыхнула кумачовой краской, потупилась.

Галина вынула из пазухи письмо, подала Виктору:

— Это тебе из дому.

К ней подбежал Вьюн.

— А мне?

Галина наклонилась к нему, тихо сказала:

— Клава передавала привет!

Загорелое лицо Демки расплылось в улыбке.

— Не забыла, значит… — пробормотал он и, лихо заломив кубанку, подмигнул девчатам.

Виктор отошел в сторонку, волнуясь, вскрыл конверт, склеенный мучной заваркой, и стал читать:

Добрым день, дорогой мой сыночек Витя. Сообщаю, что я очень тоскую по тебе. Батько где-то мотается по белу свету и, видно, боится возвращаться домой, как нашкодивший кот. Да мы его уже и не ожидаем к себе.

Ох, сынок, сынок! Пусть он лучше и не приходит. У нас ходят слухи, что скоро к нам явится Хвостиков со своими головорезами, душегубами. Не доведи бог, чтобы батько прибыл в станицу с той компанией!

Соколик ты мой ясный, как ты там? Я до сего часу не могу забыть обиды, которую нанесла тебе Оксана. Теперь уже все говорят в станице, что она ушла с Матяшом. И не хотела я писать тебе про это, но не смогла. Плачу, сыночек ты мой Витенька, денно и нощно вспоминаю о тебе.

Дедусь все так же любит тебя и просит бога, чтобы ты вернулся домой здоровым и невредимым. Помнишь, как он говорил: «В людях живал, свету видал, топор на ноги обувал, топорищем подпоясывался». И верно, сынок, нелегкая жизнь была у него и многому она, та жизнь, его научила. Слушайся его. Он ничего дурного тебе не посоветует. Недаром сказано: «Родительское благословение в воде не тонет, на огне не горит».

С тем до свидания, мой дорогой сыночек.

Целую, твоя мать.

15 августа 1920 г.

Виктор и раз, и другой перечитал письмо, написанное четким, округлым почерком, не материнской рукой. Тяжело было ему читать об отце, еще сильней разнылась душевная рана. Заметив, как потемнело лицо Виктора, Демка спросил у него с беспокойством:

— Беда какая или что?

Виктор задумчиво глядел куда-то вдаль. Наконец он махнул рукой, промолвил:

— А!.. Ничего теперь не поделаешь. Горько мне, Дема, что так получилось!

— Ты про отца? — догадался Вьюн.

— Да, про него, — вздохнул Виктор и, спрятав письмо в полевую сумку, закурил.

Сообщение об Оксане его обрадовало до некоторой степени: оно развязывало ему руки.

Из-за водонапорной башни вышел Жебрак с Корягиным, только что приехавшим на вокзал. Увидев председателя Краснодольского ревкома, Вьюн бросился к нему, закричал:

— Здравствуйте, Петр Владиславович! — И указал на лошадей. — Вот видите, с нами и Ратник с Кристаллом.

— Вижу, Демушка, вижу! — сказал Корягин, обнял Вьюна за плечи и, весело улыбаясь, воскликнул: — Как ты возмужал, хлопче! Поправился. При оружии… Аж страшно около тебя стоять!

Вьюн залился раскатистым тоненьким смехом.

— Страшно, говорите? Иначе нельзя… воюю.

Виктор валким шагом приблизился к Корягину, приложил руку к кубанке.

— Здравия желаю, товарищ председатель!

— Здорово, казак! — тепло отозвался Корягин и обернулся к Жебраку. — Как воевали наши краснодольцы?

— Хлопцы что надо! — ответил Жебрак, добродушно подмигнув парням.

Соня взяла Виктора под руку, пошла с ним за отцом и сестрой, направившимися к своей арбе.

На вокзал один за другим прибывали эшелоны с войсками Красной Армии. Выгрузившись, части походным порядком отправлялись в город, а оттуда без задержки — на фронт. Вместе с ними шли и ударные отряды рабочих с заводов «Кубаноль» и «Саломас» [417] Завод «Саломас» — сейчас Краснодарский масложиркомбинат. — прим. Гриня .

Вечерело. Через город от вокзала, в сторону кожевенных заводов, двигались колонны пехотинцев, кавалеристов. Над ними развевались красные знамена и, не смолкая, звучали революционные песни.

В одном конце квартала слышалось:

А в другом одновременно звучало:

Пыхтя горячей струей пара, к перрону подошел эшелон с бойцами 3-й Отдельной казачьей кавбригады, сражавшейся в горных районах против банд Хвостикова. Теперь по приказу командующего она была срочно переброшена в Екатеринодар. Из вагонов повалили кавалеристы в разноцветных черкесках, балахонах, кубанках. А через час кавбригада уже ехала по Екатерининской улице к Сенному рынку.

Конники пересекли Красную, потянулись по трамвайной линии и вскоре свернули на улицу Гривенскую [418] Екатерининская улица — в народе, после строительства Пожарного Двора, именовалась Пожарной. В 1920 году, после переименования города получила название Пролетарская. После Великой Отечественной войны стала называться «Улица Мира». Гривенская улица — сейчас улица Фрунзе. — прим. Гриня . За ними в обозе, гремя колесами, двигались пушки, пулеметные тачанки, брички.

На окраине города, у ворот казарменного двора, кавбригаду встретили Воронов, Ковтюх и Жебрак.

Кавалерия выстроилась вдоль длинного каменного забора, спешилась. Казаки надели саквы [419] Саква — предмет снаряжения в кавалерии и артиллерии; небольшой мешок, приторачиваемый к седлу, для возки овса, сухарей, крупы, соли и т. п. — прим. Гриня на морды лошадям, кормили их овсом, дымили цигарками, шутили. У походных кухонь возились повара.