Петр Радченко - На заре

«Знаю я твою щедрость, — подумал старик. — Среди зимы снегу не выпросишь!»

Наконец явился Бородуля. Выждав, пока установилась тишина, он сообщил мнение Хвостикова относительно выборов атамана, дав понять выборщикам, что им придется отдать голоса за Гусочку.

Казаки, выражая свое недовольство, загудели.

— Як же це так? — спросил с возмущением бородач. — Хиба Хвостиков могет приказывать нам?

— Воля генерала для нас закон, — ответил Бородуля.

Опираясь на кий, встал другой выборщик, с хрипотой сказал:

— Послушал я тебя, Игнат Власьевич, и думаю: на что тогда нас было гукать [489] Гукать — звать. — прим. Гриня ? Хай Хвостиков сам и назначает атамана без нас. А то так: выборы затеваем, а правов у нас никаких нет. Могет быть, я хочу за Молчуна голос подать, а не за цёго пана Гусочку. — Он пренебрежительно указал в его сторону, спросил: — Так я кажу, станичники, чи нет?

— Так, так! — дружно пронеслось по залу.

— А ты лёгше, дядько Клим, — взбеленился Гусочка. — Який я тебе пан Гусочка? Я — унтер-офицер Игнатчук! Мой первостный злодеюка уже в подвале сидит, и я отплачу ему за такое оскорбление.

— Хай будет Игнатчук! — сказал старик. — Но мы тебя не хотим. Понял? И будем голосовать за другого.

— Ты без атаманства да чужие амбары проверяешь, — добавил второй старик. — А коли станешь атаманом, то нам тогда совсем жизни не будет. Вон Софрон Хмара из-за цёго даже на выборы не пришел.

— Эк матери ёго черт, тому Хмаре! — выругался Гусочка. — Набрехал про зернечко и теперички здря распускает поклеп на меня, будоражит станичников супротив моей кандидатуры. Изничтожить такого соседа мало!

Бородуля выслушал протесты и, неодобрительно покачав головой, особо подчеркнул, что идти наперекор воле Хвостикова очень рискованно. Старики подавленно молчали.

В полдень к парадному крыльцу подкатил легковой автомобиль, окруженный двумя десятками верховых офицеров конвойной сотни. Из него вышли Хвостиков, Меснянкин и адъютант главнокомандующего Кочкаров, предварительно открывший дверцы машины.

Проходя через зал, Хвостиков поздоровался с выборщиками. Те с почтением встали, ответили на генеральское приветствие поклонами.

— Зайдите ко мне, есаул, с Игнатчуком, — сказал Хвостиков Бородуле.

Гусочка высокомерно взглянул на выборщиков и, едва сдерживая в себе желание показать им кукиш, последовал за Бородулей в кабинет Хвостикова.

— Що ж воно робыться? — тяжело вздохнул дед Клим. — Невже бог бодливой корове рога даст?

— Не бывать этому! — запротестовал его сосед. — Слово за нами, выборщики.

Пока старики хорохорились, держались заносчиво, Хвостиков окончательно предрешил исход выборов.

— У вас все готово, господин есаул? — спросил он.

— Так точно, ваше превосходительство! — ответил Бородуля.

— Как выборщики настроены?

— Боюсь, как бы не подвели.

— Несерьезно, — протянул Хвостиков и обратился к Гусочке: — Это ж почему тебя не любят станичники, господин унтер?

— Его все происходит от ядовитой скверны людской, зависти, ваше превосходительство, — сказал Гусочка.

— Смотри мне, Игнатчук! — Хвостиков погрозил ему плетью. — Если ты хоть раз ослушаешься меня, то я душу из тебя вытрясу. Атаман прежде всего должен быть моим помощником. Понятно?

— Так точно, понятно!

Хвостиков распорядился начать выборы.

Меснянкин сидел у баллотировочного ящика, следил за голосованием. Те выборщики, которые решили отдать свой голос за Гусочку, клали шары в правый, белый ящик, а те, кто был против, — в левый, черный.

Наконец голосование окончилось, произвели подсчет шаров. Оказалось, что большинство было против Гусочки. Меснянкин доложил об этом Хвостикову. Тот возмутился.

— А я плевать хотел на эти голоса! — заявил он и приказал объявить народу, что атаманом станицы избран унтер-офицер Игнатчук.

Исполняя волю генерала, Бородуля доложил станичникам о «результатах» голосования. Толпа протестующе зашумела.

На крыльцо вышли Хвостиков, Гусочка и Меснянкин.

— Слово предоставляется новоизбранному атаману станицы Краснодольской Игнатчуку Ивану Герасимовичу! — объявил Меснянкин.

Не чуя ног под собой, со спершимся от радости дыханием, Гусочка выступил вперед, снял шапку, поклонился.

— Господа казаки! Братцы! — заговорил он, переминаясь с ноги на ногу. — Спасибо вам, дорогие станичники, шо вы строго наказали своим выборщикам доручить мне етот почетный пост головы станицы. Вы не дали тут маху, краснодольцы. Я оправдаю ваши надежды так, как ще ни один атаман не оправдывал у нас раньше в станице!..

Зазвонили в колокола.

Гусочка спустился со ступенек, двинулся в церковь. За ним, придерживая на боку шашку, устремился Молчун, последовали Хвостиков, Меснянкин, Бородуля и целая свита штабных офицеров и телохранителей. По одной стороне аллеи, ведущей от церковных ворот к паперти, стоял почетный караул из казаков-пластунов. Молчун подал им команду:

— На кра-ул!

Гусочка важно промаршировал по длинной дорожке — половику домашней выделки, поднялся на паперть.

Матяш не принимал участия в этой церемонии. Особенно досадно ему было на Молчуна, который взял на себя в этом жалком фарсе роль главного церемониймейстера. Неприятно было слышать, как сотник, обращаясь к станичникам, сказал:

— Господа казаки! Я предлагаю оказать почтение нашему новому атаману!

Все сняли головные уборы, начали креститься и падать на колени. Влас Пантелеймонович Бородуля вынес из церкви булаву и горсть свежей земли на подносе, обильно посыпал ею лысину станичного атамана и, шепелявя, обратился к нему:

— Господин атаман! Краснодольский сход доручил мне сказать тебе пару слов. — Он вытер слезившийся глаз и, расправив бороду, продолжал: — Мы уверены, что ты, Иван Герасимович, будешь разумно и справедливо править нашей станицей…

Гусочка поднял булаву и громко выкрикнул:

— Господа станичники! Вы все знаете, шо ето доверие дается не всякому, а токо заслуженным. Я не люблю, чтобы в станице творились всякие безобразия. У меня во всем будет строгий порядок: чин чина почитай. Большевики для меня — первейшие враги! И я с ними теперички поведу самую лютую боротьбу. Хай знают, на что способен Гусочка!

По толпе прокатился смех. Гусочка опомнился и замахал булавой:

— Ни-ни-ни, господа казаки, офицеры и енералы! Я не Гусочка, а Игнатчук! Ето супостат Калита так обстрамил мое доброе имя.

Смех нарастал по всей площади. Хвостиков насупил брови, поднял плеть:

— Молчать!

Смех оборвался. Наступила гробовая тишина.

Из церкви вынесли хоругви, иконы божьей матери, спасителя, Георгия Победоносца, медный сосуд, наполненный водой, зажгли на нем три свечи. Затрезвонили в колокола.