Петр Радченко - На заре

Перевертайло скупо улыбнулся:

— Аншамаха всегда придумает!

В доме Лихачевой было тихо. Вера Романовна лежала в постели: у нее болела голова. Пышная хлопотала около нее: то прикладывала к вискам мокрое полотенце, то давала нюхать валериановую настойку.

В спальню вошел Губарь с газетой в руках.

— Вот послушайте, Вера Романовна, что напечатано сегодня в «Красном знамени», — проговорил он, садясь на стул у изголовья больной.

Лихачева прикрыла себя простыней, произнесла:

— Читайте, Ипполит Иванович.

Губарь пожевал губами, привычным движением руки провел по протезному глазу и, уставившись в газету, глухим голосом начал:

от 22 августа 1920 г.

г. Екатеринодар

Учитывая улучшившееся военное положение города Екатеринодара, Кубано-Черноморский областной ревком постановляет:

1. Немедленно приступить к работе отделам, способствующим своей деятельностью увеличению нашей обороноспособности, а имени: продотдел, совнархоз, здравотдел, почта и телеграф, Кубано-Черноморская комиссия, финотдел, отдел управления, отдел труда, государственное издательство, комитет труда, рабоче-крестьянская инспекция и отдел статистики.

2. Деятельность этих отделов в настоящий момент должна направляться требованиями военной обороны, и поэтому развертываются для работы лишь те подотделы данных отделов, деятельность которых необходима в целях обороны.

Остальные подотделы остаются свернутыми, как и следующие отделы: коммунальный, отдел народного образования, земельный отдел, юстиции.

3. Сотрудники всех учреждений, как приступающих к работе, так и свернутых, должны явиться на место своей постоянной работы с 23 августа. Незанятые в своих отделах привлекаются как рабочая сила и поступают в распоряжение разгрузочной комиссии.

4. Не явившиеся на работу рассматриваются как дезертиры и привлекаются к строгой революционной ответственности по законам военного времени.

Вера Романовна растерянно посмотрела на свою подругу, нервно теребившую бахрому скатерти, затем обратилась к Губарю с тревогой в голосе:

— Как же это, Ипполит Иванович? Неужели красные победят?

Губарь отбросил газету на стол и, заложив руки за спину, сказал раздраженно:

— Еще посмотрим, кто победит! Возможно, Вера Аркадьевна привезет что-нибудь утешительное от генерала Хвостикова.

— Не забудьте встретить ее, — напомнила Лихачева.

— Можете не беспокоиться, Вера Романовна, — ска зал Губарь.

— Кстати, я вот о чем хотела спросить, — заспешила Пышная. — Как настоящее отчество Веры? Говорят, она Яковлевна по отцу.

— Да, это верно, — подтвердила Лихачева. — Потребовалось заменить для конспирации.

С улицы кто-то постучал в окно. Пышная выбежала в коридор и вернулась с Демиденко. Лихачева подалась ему навстречу, нетерпеливо спросила:

— Ну что? Ради бога, рассказывай скорее!

Демиденко снял шляпу, улыбнулся:

— Не волнуйтесь, Вера Романовна. Все в порядке.

— А я так нервничала, что даже слегла в постель, — облегченно вздохнула Лихачева.

— Нервы надо лечить, — сказал Губарь и остановил взгляд на Демиденко. — Значит, говорите, концы в воду?

— Самым аккуратнейшим образом, — ответил тот.

— А как же Глеб Поликарпович? — поинтересовалась Пышная.

— Артист! — воскликнул Демиденко. — Все разыграл, как по нотам. Цветкова мы мигом кончили. А Глеб Поликарпович для отвода глаз стрельбу открыл и начал людей на помощь звать. Тем временем мы — в кусты, и дай бог ноги.

— Слава тебе господи! — перекрестилась Лихачева.

— Хорошо, очень хорошо! — одобрительно сказал Губарь. — Мы избавились от дамоклова меча.

Утром на перроне вокзала был выстроен почетный караул. В тени пешеходного моста стояли Орджоникидзе и Левандовский, окруженные военными, представителями партийных и советских учреждений города. С минуты на минуту должен был прибыть бронепоезд с членом Реввоенсовета Республики — Девильдо-Хрулевичем. Особое нетерпение проявлял Шадур. Взгляд его не отрывался от семафора, который маячил за территорией вокзала.

Издалека донесся протяжный гудок паровоза, и вскоре показался бронепоезд. Громыхая по рельсам, он быстро приближался к вокзалу. И вот подкатил к перрону, зашипел пар, взвизгнули тормоза, и бронепоезд стал.

На площадке закованного в броню вагона, у которого сразу же выстроилась вооруженная охрана, показался черноволосый мужчина выше среднего роста, лет сорока с небольшим, в новеньком, тщательно отутюженном военном костюме. Продолговатое чистое лицо с острой бородкой и коротко подстриженными усами, прямым носом и красиво посаженным на переносье пенсне в золотой оправе выражало гордость, суровую надменность человека, облеченного большой властью [505] 26 августа 1920 года, в связи с отражением врангелевских десантов, в Екатеринодар прибыл председатель Ренвоенсовета республики Лев Троцкий. — прим. Гриня . Сняв фуражку, он приветливо помахал ею собравшимся и спустился на перрон. Приняв рапорт от начальника гарнизона, он прошел вдоль шеренги почетного караула и, взяв под козырек, поздоровался с Орджоникидзе и Левандовским.

— Надолго к нам, Лев Самуилович? — спросил Орджоникидзе.

Девильдо-Хрулевич пожал плечами.

— Все зависит от положения на фронте, — ответил он и, вдруг увидев Шадура, стоявшего среди штабистов, громко воскликнул: — Глеб Поликарпович! Рад вас видеть, здравствуйте!

Они обнялись и расцеловались по-приятельски. Потом Девильдо-Хрулевич обратился к Орджоникидзе и Левандовскому, сказал:

— Товарищ Шадур — мой старый друг. Мы с ним когда-то учились вместе. Гимназистами были.

Шадур сиял.

— Да, за одним столиком сидели, правда недолго, — оговорился он. — Потом мы расстались.

— Надеюсь, вы навестите меня, Глеб Поликарпович, — пригласил Девильдо-Хрулевич старого друга. — Вспомним прошлое, товарищей.

— Если у вас найдется время, — с поклоном проговорил Шадур. — Я с удовольствием.

— Ну-ну, без официальностей, — подчеркнуто снисходительным тоном предупредил Девильдо-Хрулевич и обернулся к Орджоникидзе и Левандовскому: — А теперь прошу вас, товарищи, ко мне в вагон.

— Не лучше ли проехать в штаб, Лев Самуилович? — предложил Орджоникидзе.

— Нет, нет, Григорий Константинович, — отказался Девильдо-Хрулевич. — Сейчас Михаил Карлович введет меня в курс событий, и мы, не теряя времени, выедем на фронт. А потом видно будет, как и что…

В просторном салон-вагоне, уставленном мебелью и устланном коврами, пахло духами и ароматным табаком. Посреди салона стоял круглый стол, накрытый темно-синей бархатной скатертью. На нем бутылки с прохладительными напитками и ваза с фруктами.