Петр Радченко - На заре

А Девильдо-Хрулевич все больше входил в ораторский азарт:

— Могучий, великий ураган революции вырвал с гнилыми корнями паразитическое дерево помещичье-капиталистического строя, сосавшее из народа кровь. Лучезарное солнце свободы озаряет прекрасные просторы России, сбросившей с себя тяжелые кандалы рабства и бесправия. Наш рабочий класс, как былинный Илья Муромец, расправил богатырские плечи и уже не одну голову отсек многоглавому Змею Горынычу — контрреволюции…

Левандовский стоял рядом с Жебраком в углу трибуны под знаменем и слушал речь Девильдо-Хрулевича без особого интереса. Он считал инспекционную поездку члена Реввоенсовета на фронт совершенно бесцельной и даже вредной. Не согласовав ни с кем вопроса, Девильдо-Хрулевич отстранил от командования ряд способных полководцев, в том числе и командира Приуральской бригады Семашко, чем только внес дезорганизацию в армию.

«Пожалуй, он и впрямь только демагог и краснобай», — подумал Левандовский, вспомнив, какую характеристику Девильдо-Хрулевичу дал Орджоникидзе.

Выразительно жестикулируя руками, то и дело меняя интонацию голоса и явно рисуясь, Девильдо-Хрулевич умело рассыпал красивые слова, жонглируя эпитетами, метафорами, сравнениями, и его речь словно гипнотизировала толпу, приковывала к себе неослабное внимание слушателей. Обстоятельно охарактеризовав положение на других фронтах, он перешел к Южному фронту.

— Сейчас этот фронт становится решающим! — напряг он голос и многозначительно потряс в воздухе указательным пальцем. — Черный поток контрреволюции пытается прорваться сквозь плотину наших войск к сердцу Донецкого бассейна. Над Северной Таврией и здесь, на Кубани, бушуют грозы сражений. Небо, земля и сердца людей содрогаются от ревущего грома и молний снарядных разрывов. Но плотина Красной Армии несокрушима. О нее, как о гранитные скалы, уже разбились мутные волны корниловщины, деникинщины, колчаковщины. И так будет со всеми, кто, раскрыв алчную пасть и брызжа бешеной слюной, посягает на завоевания рабочего класса и хочет превратить Россию в Содом и Гоморру…

Глотнув воды из стакана, Девильдо-Хрулевич театрально выбросил руку вперед:

— Вот сколько нас, товарищи! Силы наши неисчислимы, как звезды на небе, как капли в океане… Но не надо забывать, что во время Деникина этот фронт поднимался выше Орла и подходил к Туле, к нашей великой кузнице. Если бы мы тогда отдали Тулу, мы не погибли бы еще, но опасность была бы страшно велика. И мы разбили Деникина и на Украинском фронте, и на Северо-Кавказском, и на Донском, и на Кубанском. Разбили, но не добили! В Крыму сохранился барон Врангель, которого уже величают кандидатом на русский трон, называют великим «болярином Петром». Этот болярин через посредство лорда Керзона [516] Лорд Керзон , Джордж Натаниэл — министр иностранных дел Великобритании (1919–1924), лидер палаты лордов (1916–1925). — прим. Гриня хлопотал у нас об амнистии и одновременно на французские деньги и с помощью французского снаряжения формировал в Крыму отряды из деникинского офицерства. Из этого офицерства и с помощью крестьянского кулачества и отчасти верхов казачества Врангель создал ударную армию. Из Франции эта армия получает снаряжение, из Варшавы — свои военные задачи. Врангель — это цепной пес, которого пан Пилсудский держит у нас в тылу. Это военный подкидыш пана Пилсудского. Мы не могли сосредоточить в Крыму большие силы, так как вели упорную борьбу на польском фронте, и Врангель, воспользовавшись этим, вылез из крымской бутылки, пробился на юг Украины, взял Мелитополь, пытался взять Херсон, но наткнулся на сокрушительный удар частей Красной Армии и теперь сделал последнюю попытку пробиться на Северный Кавказ, на Кубань и Дон.

Девильдо-Хрулевич снова затих, хотел еще глотнуть воды из стакана, стоявшего с графином на столике перед ним, но потом почему-то раздумал и, обратясь к народу, изнывавшему от духоты, прибавил:

— Вы думаете, почему Врангель двинул десанты на Кубань? Да потому что здесь притаилось много вражеского отребья, среди которого основная роль принадлежит верхушке казачества, контрреволюционной по своей сущности. Врангель решил сделать ставку на эту часть кубанского населения. Будьте бдительны, товарищи! Враги, как тать в нощи, проникают в наши учреждения, в нашу армию. Смею вас уверить, что их, врагов, немало сейчас и на этом митинге! Но всевидящее око ЧК все равно найдет их, и они будут раздавлены подобно мерзким червям. Их место на свалке истории, среди смердящей падали!.. [517] Во время выступления в Екатеринодаре Троцкий заявил, что, если кулак и казак попробуют подняться против Советской власти, «тяжкий каток прокатится по Кубани, не одна станица пожалеет о том, что ее смутили и обманули». — прим. Гриня

Над площадью, точно вспугнутая стая голубей, разразились бурные аплодисменты, не смолкая, долго носились в знойном, горячем воздухе. Когда же воцарилась полная тишина, Девильдо-Хрулевич, набрав до отказа в грудь воздуха, воскликнул:

— Вперед, товарищи, к победе! Развеем черные тучи над Кубанью и Крымом, чтобы солнце свободы вечно озаряло новую, счастливую жизнь на степных привольях. Сметем вражескую нечисть с дороги, по которой мы идем в великое грядущее! Да здравствует красный Екатеринодар! Ура, товарищи! Ура-а!

Тысячи голосов, слившись в один грозный голос, мощно подхватили это призывное «ура», перебрасывая его с одного конца площади в другой. Оркестр грянул «Интернационал». Девильдо-Хрулевич выпрямился, сделал под козырек и стоял навытяжку до тех пор, пока оркестр не умолк.

Черный предоставил слово Жебраку.

— Товарищи, — сказал комиссар армии, — я вполне разделяю призыв члена Реввоенсовета к усилению революционной бдительности. Верно, много врагов притаилось на Кубани.

Девильдо-Хрулевич одобрительно закивал головой.

— Но у нас в казачестве, — продолжал Жебрак, есть не только богатеи, верхушка так называемая, но есть и казак-бедняк, и казак-середняк. Вот эта прослойка казачества вся теперь на стороне Советской власти. Вы в этом могли бы твердо убедиться, если бы взглянули на наши красные полки, действующие в данное время на фронте. Казаки — бедняки и середняки — не поддержали Врангеля, они сражаются в наших рядах. Прав был Владимир Ильич Ленин, когда сказал, что основная масса казачества пойдет за Советской властью!

Девильдо-Хрулевич насторожился, потом спросил:

— Это что? Меня здесь дополняют… или просто-напросто поправляют?

Левандовский спокойно ответил:

— Комиссар сам из казаков и отлично знает настроение и мысли казачества.

Тем временем Жебрак провозгласил здравицу в честь казаков — бойцов Красной Армии, встреченную с таки бурным энтузиазмом, что Девильдо-Хрулевич счел благоразумным оставить комиссара армии в покое.