Петр Радченко - На заре

Офицер посмотрел на него в бинокль, откликнулся:

— Здравствуй, дядя! Не узнаешь? Иван Воронов.

— Теперь узнаю, — ответил комбриг. — Что надо тебе?

— Голову твою, — нагло выкрикнул племянник, — чтоб родню свою не бил.

— Вот как! — сказал комбриг. — И много вас там, родни моей?

— Да все три племяша: я, Никита и Митрофан, — ответил офицер. — Под Ольгинской на тебя охотились, хотели в плен взять.

— Чего ж не взяли? Кишка тонка?

— Да ты прыткий дюже. Но все равно ты от нас не уйдешь!

Офицер махнул рукой и мгновенно скрылся в лозняке. Белогвардейцы открыли сильный винтовочный огонь. Комбриг метнулся за угол дома. В свою очередь красноармейцы принялись палить по противнику. Коммунистический отряд и рота Приуральской бригады заняли позиции у моста. Кавалерия сосредоточилась на северной окраине хутора. Батареи были начеку, и жерла пушек грозно глядели в сторону противника.

Винтовочная и пулеметная перестрелка нарастала… Чтобы не дать белогвардейцам возможности захватить инициативу в свои руки, красные пехотинцы ринулись на мост. Их сек губительный огонь, но они, перепрыгивая через тела убитых и раненых, с неумолкаемым «ура» стремительно неслись к левому берегу. Стрелковой роте Перевертайло удалось закрепиться на небольшом плацдарме, и, хотя сам командир был тяжело ранен в голову и вышел из боя, стрелки отбили несколько контратак противника, не отдали ни пяди занятого участка. Под прикрытием их огня на левый берег перебрались Коммунистический отряд и Приуральская отдельная бригада. Плацдарм быстро расширялся. Огрызаясь, белогвардейцы все дальше отходили от реки на юго-запад, а тем временем через мост хлынули кавалерийские части, двинулась артиллерия красных.

Сосредоточив свою бригаду под горой, Воронов решил произвести рекогносцировку местности. Он пробрался к высоким подсолнухам, росшим плотной стеной на изволоке у Ангелинского ерика [528] Ерик — протока в пойме реки или между озерами. — прим. Гриня .

Неоглядный простор Азовского приморья, озаренный лучами заказа, будто вспыхнул розовым пламенем. Воронов въехал в подсолнухи, привстал на стременах и начал разглядывать в бинокль станицу Новониколаевскую, раскинувшуюся по обеим сторонам ерика. Отсюда, со склона изволока, были хорошо видны вражеские позиции и улицы станицы, заполненные множеством подвод, по-видимому мобилизованных у местных жителей.

«Эк сколько транспорта понадобилось! — подумал Воронов. — Как саранча плывет!..»

В это время позади раздался какой-то шум. Воронов оглянулся и увидел совсем близко на проселочной дороге длинный обоз, который тянулся к мосту через реку Понуру [529] Сейчас эта часть реки Понуры преобразована в участок Понурского канала. — прим. Гриня . На каждой подводе, спустив ноги, сидели три-четыре пехотинца. Воронов сообразил: если бросится бежать, его немедленно возьмут на мушку. Комбриг принял другое решение. Он не дал обозникам опомниться, выехал на дорогу и, подскакав к головной подводе, спросил:

— Какая часть?

Солдат, сидевший на перекладине, рядом с кучером, ответил:

— 1-й Кубанский стрелковый полк, ваше благородие!

Воронова приняли за казачьего офицера, не обратив даже внимания на то, что у него отсутствовали погоны — среди улагаевцев это было не в диковину.

— Вот что, братцы, — приказал комбриг по-начальнически, — до особого распоряжения задержитесь у моста. Сейчас я уточню место дислокации вашего полка.

Белогвардейцы безоговорочно подчинились его распоряжению, и Воронов помчался к своим конникам, быстро скрылся за изволоком. И тут же из-за горы вылетела вся бригада. Не успели белогвардейцы понять, в чем дело, как вороновцы окружили обоз и захватили его почти без боя: вспыхнувшая перестрелка быстро прекратилась. Не мешкая, Воронов выделил конвойных и направил пленных в сторону хутора Гречаная Балка.

Короткая стрельба, однако, привлекла внимание улагаевцев, находившихся в Новониколаевской. Из станицы выскочила конница и понеслась к мосту. Вороновцы встретили ее на берегу Понуры, завязался горячий бой.

Сотня Левицкого, переправившись через Понуру вброд, внезапно вынырнула из глубокой балки и атаковала противника. Впереди несся Виктор Левицкий. Ни на шаг не отставал от него Демка Вьюн, над головой которого развевалось красное знамя. Чуть правее с гиканьем и оглушительным свистом скакали Охрименко и Лаврентий. У того и другого на груди поблескивали Георгиевские кресты и медали. И тут случилось непредвиденное. Когда между казаками сотни Левицкого и белогвардейскими конниками оставалось не более сорока — пятидесяти шагов, кто-то из улагаевцев закричал:

— Хлопцы, смотрите! Це ж Охрименко!

— Вин, ей-богу, вин! — подхватили другие.

— Ще й с Георгиями!

— Эге ж, я! — зычно отозвался Охрименко! — Тикайте, бисовы души!

И его шашка, описав молниеносный круг над головой, сверкнула в лучах закатного солнца зловещим багряным отблеском. В рядах противника началась паника. Улагаевцы бросали оружие, поднимали руки.

Было около восьми часов вечера. Девильдо-Хрулевич приехал в гостиницу «Европа». Поднявшись на второй этаж, прошел по узкому коридору, козырнул в ответ часовому, стоявшему тут же, и закрылся в своем номере.

Зазвонил телефон. Девильдо-Хрулевич взял трубку.

— Слушаю! — сказал он. Узнав по голосу Черного, недовольно насупился. — Как?.. Не согласовал с вами?.. Гм… смешно. Прошу не вмешиваться в мои дела. Я имею широкие полномочия… Что?.. Рекомендую вам подбирать более подходящие выражения.

Он злобно кинул трубку, распахнул окно. Сев у стола, вскинул ногу на ногу и, опустив локоть на стол, подпер рукой голову. Взгляд его остановился на пышном теле купальщицы, изображенной чуть ли не в натуральную величину на картине, висевшей в позолоченной раме на стене. Купальщица лукаво улыбалась, и в ее глазах было что-то дьявольски манящее. Чем больше всматривался Девильдо-Хрулевич в ее обворожительные черты, тем явственнее вставало в его памяти лицо игуменьи…

Снова зазвонил телефон. Балышеев спросил у Девильдо-Хрулевича, как быть с приказом относительно Семашко и других товарищей, которые были отстранены от командования и которых он обещал вернуть в части.

— Сейчас этим вопросом мы заниматься не будем, — ответил Девильдо-Хрулевич. — Почему?.. Да потому, что это уже совершившийся факт. Какая разница, кто будет командовать Приуральской бригадой — Семашко или кто-либо другой? Важно то, что враг в настоящее время в панике бежит к морю. Для меня это совершенно ясно! Я уже уведомил об этом председателя Реввоенсовета… Да, ничего изменять не буду. Приказ остается в силе!