Петр Радченко - На заре

— Я считаю этот план вполне реальным при условиях, о которых говорил Михаил Карлович, — сказал Балышеев. — Я имею в виду соблюдение строжайшей тайны, полной конспирации.

Девильдо-Хрулевич, поджав губы, задумался.

— Гм… Выходит, весь триумвират «за».

— Да. Остановка за вами, — сказал Орджоникидзе.

— Я подумаю! — ответил Девильдо-Хрулевич. — Окончательное решение сообщу завтра утром.

Несмотря на поздний час, игуменья не ложилась спать. Она любовалась синевой звездного неба у раскрытого настежь окна и ждала возвращения Девильдо-Хрулевича. Время от времени она то поправляла волосы перед зеркалом, то откалывала на груди золотую брошь с бриллиантами и опять прикалывала ее, то рассматривала бледно-розовый маникюр на остро отточенных ногтях.

Наконец вернулся Девильдо-Хрулевич. Услышав его шаги в соседнем номере, игуменья прильнула ухом к внутренней двери, соединявшей комнаты, прислушалась… Вдруг раздалось два легких стука…

— Да, да, — ответила игуменья. — Войдите.

Дверной замок щелкнул, и на пороге появился с сияющим лицом Девильдо-Хрулевич.

— О, вы через эту дверь? — делая большие глаза, притворно улыбнулась игуменья. — У вас есть ключ?

— Да, у меня на столе забыл Глеб Поликарпович… — сказал Девильдо-Хрулевич, улыбаясь. — Мы ведь с ним давнишние друзья.

— Ну уж этот Глеб Поликарпович! — с лукавинкой проговорила игуменья, качая головой.

— А вы еще не спали? — спросил Девильдо-Хрулевич.

— Нет, — ответила игуменья. — Нас так неожиданно прервали.

— Да… — развел руками Девильдо-Хрулевич. — Ничего не поделаешь — служба! Надеюсь, вы не возражаете продолжить наш ужин?

— Да, конечно, — любезно согласилась игуменья.

Девильдо-Хрулевич, уступая проход в свою комнату, театрально протянул руку вперед:

— Прошу.

Игуменья проследовала к накрытому столу, опустилась в кресло. Девильдо-Хрулевич наполнил два хрустальных фужера шампанским: один поднес соседке, другой взял себе и, чокнувшись с ней, сказал:

— Выпьем, Вера Аркадьевна, за наше знакомство!.. И за нашу встречу!

Игуменья только пригубила венчик, обеспокоенно посмотрела на Девильдо-Хрулевича, проговорила:

— Мне кажется, Лев Самуилович, что вы чем-то удручены. Случилось что-нибудь?

— Нет, ничего особенного, — сказал Девильдо-Хрулевич и, снова наполнив свой опорожненный фужер, воскликнул с наигранной веселостью: — Вар, Вар, верни мне мои легионы! [531] Восклицание императора Августа при получении известия об уничтожении германцами отборных римских войск под командованием Публия Квинтилия Вара . — прим. Гриня

— Пью за ваши легионы! — подхватила игуменья и неуловимым движением слегка обнажила плечо.

— Давайте лучше за наших милых женщин! — предложил Девильдо-Хрулевич. — За чудесных женщин!

— Как вам угодно, — промолвила игуменья и остановила на нем такие манящие глаза, что у Девильдо-Хрулевича захватило дух и помутилось в глазах…

На следующий день вопрос о высадке десанта в районе станицы Гривенской был решен окончательно. Командующим десантной операцией был назначен Ковтюх — вожак похода Таманской армии восемнадцатого года, комиссаром — Фурманов, испытанный в боях гражданской войны, опытный большевик, и они немедленно приступили к выполнению задания.

К деревянным причалам Екатеринодарской речной пристани пришвартовались три малосильных, тихоходных парохода: «Илья Пророк», «Благодетель» и «Гайдамак». На них да еще на четырех баржах и предстояло десантному отряду проникнуть в глубокий тыл врага.

Вскоре к пристани стали прибывать подводы с боеприпасами, оружием и продовольствием. Красноармейцы снимали с них пулеметы, ящики с патронами и снарядами, мешки с продуктами и, покачиваясь на гибких сходнях, тащили все это на пароходы и баржи.

Во второй половине дня прибыли легкие пушки. Их тотчас переправили на баржи, закрепив каждое орудие тросами.

А тем временем в штабе армии заканчивалась разработка оперативного плана действий десанта. Высадка намечалась на Каракубанской гряде, в районе селения Чебурголь [532] Сейчас — станица Чебургольская. — прим. Гриня , примерно в двух верстах от Гривенской. Общая численность десантного отряда была определена в тысячу человек: восемьсот штыков и около двухсот сабель. Движение судов по реке приурочивалось главным образом к ночному времени. К месту высадки десант должен был прибыть двадцать восьмого августа на рассвете. В зависимости от обстановки командующему отрядом предоставлялось право вносить в план свои коррективы и изменения на месте боевых действий.

Разработанный Балышеевым и Соловьевым план не вызывал возражений ни у Левандовского, ни у Орджоникидзе, ни даже у Девильдо-Хрулевича, хотя последний дал понять, что лично он относится к идее десанта все еще крайне скептически.

— А я верю в десант, — заявил Ковтюх. — План хороший, як кажуть у нас, добрый! Мы с комиссаром Дмитрием Андреевичем и так и сяк его обмозгували.

— Верно, товарищ командующий! — поддержал его Фурманов. — И люди в отряд подобраны хорошие.

— А это самое главное! — подчеркнул Жебрак. — Перед отправлением нужно еще раз побеседовать с ними. Слабонервных, конечно, не стоит брать.

В пятнадцать часов тридцать минут на пристани у причалов выстроились бойцы десантного отряда. Командиры подразделений познакомили Ковтюха и Фурманова со списками личного состава, затем произвели перекличку. Речей Ковтюх решил не произносить.

— Побалакаем с людьми в пути, — сказал он Фурманову. — Там и задачу им объясним. А тут — он кивнул в сторону толпы, запрудившей набережную, — дюже богато чужих ушей и глаз. Як шо надо будет кого высадить, то це мы зробымо або в Елизаветинской [533] Елизаветинская — станица в Екатеринодарском отделе Кубано-Черноморской области (сейчас — в Прикубанском внутригородском округе города Краснодара). — прим. Гриня , або в Марьянской.

Фурманов одобрил эти меры предосторожности. Отряд начал грузиться на суда. А в шестнадцать ноль-ноль флагман «Благодетель» без прощальных гудков отвалил от причала и двинулся вниз по реке, а за ним потянулся и весь небольшой караван пароходов и барж.

Перед Атарбековым сидел пожилой полковник, захваченный в плен под Приморско-Ахтарской. Допрос пока еще не начинался, так как Георгий Александрович все еще был занят просмотром дела белогвардейца, находившегося у него под следствием. Наконец он закрыл папку, отложил ее в сторону и поднял свои черные строгие глаза на офицера. Пленный нервно пощипывал клиновидную русую бородку, покручивал кончики усов и глядел себе под ноги.