Петр Радченко - На заре

Закончив разговор с начштармом, Девильдо-Хрулевич долго не мог унять в себе негодование.

«Зря этого Балышеева освободили, — подумал он, барабаня пальцами по столу. — Он, видите ли, не согласен со мной! Набирается наглости делать замечания даже члену Реввоенсовета!..»

Раздался дверной звонок.

— Войдите! — раздраженно бросил Девильдо-Хрулевич.

На пороге появился часовой. Взяв под козырек, он доложил четким голосом:

— К вам какая-то гражданка, Лев Самуилович.

И в ту же минуту перед уполномоченным предстала игуменья в нарядном палевом платье, слегка наклонила голову.

— Прошу прощения, Лев Самуилович, — проговорила она с притворной застенчивостью. — Я не помешала вам?

— Нет, нет! — оживился Девильдо-Хрулевич. — У меня как раз выдалось свободное время. — Он указал на кресло, обтянутое синим бархатом: — Присаживайтесь.

— Благодарю, — улыбнулась игуменья и села спиной к купальщице.

Девильдо-Хрулевич занял место напротив.

«А ведь они действительно чертовски похожи друг на друга!» — подумал он и, помедлив немного, сказал извиняющимся тоном:

— Я виноват перед вами, Вера Аркадьевна. К сожалению, и сегодня не могу дать вам определенного ответа. Тысячи дел!

— Не беспокойтесь, я подожду, — ответила игуменья и вдруг заявила: — Между прочим, мне удалось попасть к товарищу Атарбекову. Я все рассказала ему.

Девильдо-Хрулевич насторожился.

— Ну и как смотрит на это дело Георгий Александрович?

— О, знаете! — воскликнула игуменья. — Он оказался очень милым человеком. Так любезно принял меня, так внимательно выслушал. Я, право, никогда не ожидала встретить подобный прием. Когда шла к нему, то дрожала как осиновый лист… Впрочем, и к вам я захожу с каким-то душевным трепетом.

Девильдо-Хрулевич громко рассмеялся.

— Неужели я так грозен с виду?

На щеках игуменьи вспыхнул румянец.

— Вы знаете, у вас такой пост… А я дочь… — Она оборвала фразу и приложила платочек к глазам.

— Успокойтесь, не надо из-за пустяка расстраиваться, — Девильдо-Хрулевич прикоснулся к ее полуобнаженному плечу. — Берегите нервы.

Игуменья встала, сказала растроганно:

— У вас доброе сердце, Лев Самуилович… Извините, я злоупотребляю вашей любезностью и отрываю у вас драгоценное время.

— Что вы, что вы, Вера Аркадьевна! — воскликнул Девильдо-Хрулевич. — Напротив. Сделайте одолжение — посидите еще хоть немного. Для меня ваше присутствие — отдых! Или вы торопитесь куда?

— Нет, я беспокоюсь о вас, — протянула игуменья. — Дел у меня никаких.

Девильдо-Хрулевич осторожно взял ее за плечи и, усадив в кресло, пригласил:

— Поужинайте со мной.

Поздно вечером в город с фронта прибыли Орджоникидзе и Левандовский. В штабе армии состоялось экстренное секретное совещание, в котором приняли участие только четыре человека: командующий, Чрезвычайный комиссар Юга России, начштарм и особоуполномоченный Реввоенсовета.

Необходимость этого совещания была вызвана тем, что за истекшие сутки резко изменилась обстановка на фронтах. Противник, сконцентрировав большие силы в районе Новониколаевской и Староджерелиевской, начал развивать наступление и, потеснив красных, подошел вплотную к железнодорожной магистрали Тимашевская–Новороссийск, стал угрожать Ангелинской [530] Ангелинская — железнодорожная станция в станице Старонижестеблиевской. — прим. Гриня и Поповической. Судя по всему, успешное продвижение третьего по счету десанта генерала Харламова на Таманском полуострове воодушевило генерала Улагая, и он решил предпринять новую попытку овладеть Екатеринодаром.

Девильдо-Хрулевич, узнав об этом, вышел из себя.

— Черт знает что такое! — сказал он и сорвал пенсне. Лицо его сделалось землисто-серым, глаза забегали, как у испуганного хорька. — Я доложил председателю Реввоенсовета, что судьба десанта Улагая уже решена и что положение его совершенно безнадежно, а тут…

— Просто-напросто вы неправильно информировали Реввоенсовет, — бросил ему Орджоникидзе.

— Но я исходил из реальной обстановки, — сказал Девильдо-Хрулевич, разводя руками.

— И выдали желаемое за действительное, — добавил Орджоникидзе. — Это еще раз подтверждает ту истину, что на войне всякие скоропалительные выводы могут быть чреваты весьма неприятными последствиями.

Намек на последствия сразу охладил гневную вспышку особоуполномоченного. Закурив, он подошел к оперативной карте, висевшей на стене, попросил Левандовского указать точнее, где и какие силы противника представляют наибольшую угрозу. Затем обратился к Орджоникидзе, поднял руку:

— Не будем спорить. Надо немедленно разработать контрмеры.

— Что ж, с этой целью мы и собрались здесь, — ответил Орджоникидзе.

— В частности, Григорий Константинович предлагает срочно высадить контрдесант в тылу врага, — добавил Левандовский, поднимая глаза на особоуполномоченного.

— Это несерьезно! — категорически возразил Девильдо-Хрулевич. — После высадки нашего отряда в районе Камышеватской белые усилили охрану побережья моря. И вы прекрасно знаете, что там сейчас патрулируют боевые корабли англичан и американцев.

— А я и не предлагаю производить высадку с моря, — сказал Орджоникидзе.

— Но позвольте, речь все-таки идет о десанте! — недоуменно уставился на него Девильдо-Хрулевич.

Орджоникидзе взял указку и провел ею по карте вдоль извилистой голубой линии.

— Вот Кубань. Вот Протока. На пароходах и баржах мы отправим из Екатеринодара десант в Гривенскую. Оттуда он зайдет в тыл противнику, перережет все коммуникации и, разгромив штаб улагаевцев, нанесет внезапный удар им в спину.

Девильдо-Хрулевич иронически улыбнулся.

— Пустая затея! — бросил он. — Прежде чем десантники доберутся до места высадки, белые перебьют их, как мух! Возможно, и Кубань, и Протока вполне пригодны для увеселительных прогулок, но использовать их для серьезной операции — переброски войск под носом у противника — по меньшей мере авантюра, заранее обреченная на провал. Пароходы и баржи будут расстреляны в упор, на расстоянии какой-нибудь сотни шагов.

— Риск, разумеется, большой, — сказал Левандовский, — но только при одном условии: если противник обнаружит десант в пути. А сели будет соблюдена строжайшая тайна о подготовке десантной операции и продвижении отряда к месту высадки, то успех будет обеспечен наверняка.

— Значит, вы, Михаил Карлович, поддерживаете идею товарища Орджоникидзе? — спросил Девильдо-Хрулевич несколько пониженным голосом.

— Целиком и полностью! — ответил Леваидовский.

— А какого мнения начальник штаба? — Девильдо-Хрулевич взглянул на Балышеева.