Петр Радченко - На заре

Атарбеков закурил и, надсадно откашлявшись, наконец спросил:

— Ну что ж, господин полковник… Гейдеман, начнем?

Пленный пожал плечами, промолвил:

— Вам виднее, гражданин начальник. Только я бы на вашем месте давно покончил с табаком. У вас явно неблагополучно с легкими.

— И вы злоупотребляете папиросами, — ответил Атарбеков, отдышавшись. — Курите безбожно.

— Мне все равно, — сказал Гейдеман. — Песня моя спета. Я знаю, что буду расстрелян.

— Не предрешайте свою судьбу, — возразил Атарбеков. — Нам нужны военные специалисты.

Гейдеман вытер вспотевшую макушку, вокруг которой росли жидкие, мышиного цвета волосы, покачал головой:

— Служить большевикам я не сумею. Скажу больше: я ненавижу вас. Хотя для меня вполне очевидна безнадежность попыток нашего командования реставрировать в России былые порядки… Новое мне ненавистно, а к старому нет возврата. Не расстреляете меня — я при первой возможности пущу себе пулю в лоб.

Атарбеков лукаво улыбнулся.

— Я не верю в эти слова, — сказал он с четко выраженным кавказским акцентом. — Вы имели возможность покончить с собой, но не покончили, не застрелились. И почему тогда вы дали нам исчерпывающую информацию о положении дел в штабе Улагая и в его войсках?

— Я как-никак родился в России, вырос здесь и получил военное образование. Я не хочу, чтобы Россия была отдана в кабалу иностранному капиталу. А наш генералитет продает русскую землю направо и налево. Донецкий угольный бассейн — французам, кубанскую нефть — англичанам и американцам, Дальний Восток — японцам…

— Нам это уже известно, — протянул Атарбеков.

— Давая правдивые показания, — продолжал пленный, — я в какой-то степени приближаю час окончания жестокого кровопролития.

— Почему же вы ненавидите нас? — спросил Атарбеков. — Ведь мы задались целью построить новую, свободную, независимую от иностранцев Россию!

— Я слишком врос корнями в старое и вас ненавижу за то, что вы отняли у меня это старое, ту почву, на которой я вырос, — ответил допрашиваемый и, закурив, добавил: — Но я очень много передумал и решил рассказать вам еще об одном важном деле.

Атарбеков пристально взглянул на него.

— Каком?

— У вас здесь, в Екатеринодаре, действует по заданию штаба Улагая наша контрразведка во главе с Губарем.

— Я знаю об этом, — сказал Атарбеков. — Губарь Ипполит Иванович?

— Да, — подтвердил Гейдеман. — Сведения получали мы в штабе лично от него. Я знаю человека, с которым связан Губарь здесь, у вас в штабе.

— Кто же он, этот человек? — спросил Атарбеков.

Полковник молчал, точно собирался с мыслями.

— Может, вы устали, сделаем перерыв? — предложил Атарбеков. — Побудьте наедине, прислушайтесь к голосу сердца.

— Нет, сейчас каждая минута стоит кому-то жизни, — сказал Гейдеман. Он на мгновение задержал дыхание, будто готовясь ринуться в бездну, подавил в себе остатки колебаний и назвал фамилию губаревского связного…

Шадур мчался в машине по Красной улице, занятый одной мыслью: как узнать, куда и с какой целью отправлен экспедиционный отряд Ковтюха? В штабе армии он не смог ничего выведать, хотя ему, как начснабу, было поручено обеспечить отряд боеприпасами и продовольствием. Спешил он сейчас к Девильдо-Хрулевичу, по вызову.

Уполномоченный был в веселом расположении духа. Увидев Шадура на пороге, он помахал ему рукой:

— Заходи, заходи, друг! Ты весьма кстати.

— Я слушаю вас, Лев Самуилович, — угодливо улыбнулся Шадур.

— Только, пожалуйста, не расшаркивайся, — поморщился Девильдо-Хрулевич. — Давай запросто, по-приятельски. — Он усадил Шадура рядом с собой на диван, похлопал его по плечу. — Угодил ты мне, друг, ей-богу угодил! Верочка — просто чудо! Откуда ты выцарапал ее?

Шадур развел руками:

— Так… случайное знакомство в доме моей приятельницы, — ответил он и поинтересовался: — Говорите, понравилась?

— Бесподобная! — воскликнул Девильдо-Хрулевич.

Шадур оглянулся на дверь, ведущую в комнату игуменьи.

— Ну-у!.. — протянул он и тут же спросил шепотом: — Она у себя?

— Нет, куда-то уехала, так что можно вести чисто мужской разговор, — ответил Девильдо-Хрулевич и указал на бутылку с коньяком, стоявшую на столе: — Выпить хочешь?

— И рад бы, но не могу, — отказался Шадур. — Мне нужно ехать в штаб, а у нашего начштарма нюх насчет винного волчий.

— Ты что, боишься его?

— Побаиваюсь, — признался Шадур. — Он пользуется огромным авторитетом у нас в штабе… Если бы вы слышали, Лев Самуилович, как он отзывается о вашем приказе от двадцать пятого августа! Я счел своим долгом сегодня доложить вам об этом мерзком его поступке.

В глазах Девильдо-Хрулевича вспыхнул гнев.

— Придется одернуть этого невежу.

— Надо, надо, Лев Самуилович, — подлил масла Шадур. — Он игнорирует вас. А с нами, некоторыми работниками штаба, совсем не считается: скрытничает, оскорбляет своим недоверием. Взять хотя бы отправку отряда Ковтюха. Даже мне, начснабу армии, не сказал, куда направляется отряд. Разве это не проявление самого возмутительного недоверия к своим подчиненным?

— Не возмущайся, — сказал Девильдо-Хрулевич. — Береги свои нервы. Балышеев тут прав. Задуманная операция окружена сугубой секретностью. Сам подумай: ведь это десант в тыл врага. Если противник разнюхает о нашей тайне что-нибудь, то отряд не доберется до Гривенской.

— Вот оно что! — удивился Шадур. — А я думал, что это переброска подкреплений.

— Смотри помалкивай! — строго предупредил его Девильдо-Хрулевич.

Зазвонил телефон. Девильдо-Хрулевич поднял трубку.

— Кто, кто? — отозвался он. — А, Глеб Поликарпович? У меня… Хорошо, передаю.

— Кто это? — спросил Шадур.

— Левандовский, — ответил Девильдо-Хрулевич. — Срочно вызывает тебя в штаб.

— Зачем?

— Какие-то сведения о боеприпасах требуются.

— Черт возьми! — выругался Шадур. — Вконец измотали меня сегодня. Мечусь как угорелый.

— Ничего не поделаешь — служба! — сказал Девильдо-Хрулевич.

Простившись с ним, Шадур вышел на улицу, сел в машину.

— Куда? — спросил шофер.

Шадур колебался: то ли ехать сразу в штаб, то ли прежде заскочить к Лихачевой и сообщить ей для передачи Губарю сведения о десанте, выболтанные Девильдо-Хрулевичем.

— В штаб армии! — сказал он шоферу, решив в первую очередь явиться к командующему, надеясь, что тот не задержит его долго.

В кабинете Левандовского, помимо командарма, он застал Орджоникидзе, Атарбекова и Соловьева. Козырнув, Шадур обратился к Левандовскому:

— Прибыл по вашему приказанию, товарищ командующий!

— Сдайте оружие! — приказал Левандовский.

Шадур почувствовал, как оборвалось сердце, пробормотал растерянно: