Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 1 [litres]

Присутствие великого князя Константина Николаевича в нынешнем совещании объясняется тем, что в числе обсуждавшихся предметов был вопрос о заказе в Америке судов для крейсерства под русским флагом в случае войны с Англией. На днях в особом совещании у генерал-адмирала обсуждался вопрос о каперстве и крейсерстве: каперство было положительно отвергнуто, но крейсерство признано полезным. Мысль о постройке для этого судов в Америке одобрена. Вследствие этого решения и ведется теперь переписка с нашим посланником в Вашингтоне о заказе судов; но канцлер не сочувствует этому предположению и полагает, что североамериканское правительство не решится дать свое согласие на снаряжение русских крейсеров.

В 11 часов вечера меня потребовали во дворец; к тому же времени приглашены были наследник цесаревич и князь Горчаков. Обсуждали последнюю телеграмму Игнатьева и решили послать ему в ту же ночь, телеграфом, полное одобрение плана действий, то есть согласие России на предложение всех других держав: потребовать от Порты безусловного введения в трех христианских областях административной автономии под руководством европейской комиссии и под охраной смешанной, общеевропейской же стражи («жандармерии»); но с предварительным заявлением, что в случае отказа Порты Россия прекращает всякие дальнейшие сношения и требует у Турции подчиниться общему решению Европы.

Таким образом, дело приняло именно тот оборот, который я находил самым выгодным для нас; опасение преждевременного решения со стороны государя устранено. Однако же я счел нужным напомнить о положении Сербии, которая, в случае отказа Порты и разрыва между нею и Россией, могла бы сделаться первой жертвой еще до того, как наши войска успели бы прийти к ней на помощь. Предложение о перемирии можно сделать только теперь, пока Порте не предъявлен ультиматум. Если ж упустим текущую неделю, то позже не будет уже возможности предохранить бедную Сербию от погрома.

Мнение мое было принято, и тут же князь Горчаков набросал проект телеграммы Игнатьеву о том, чтобы он не упустил из виду настоящего беспомощного положения Сербии.

Ночное наше совещание кончилось не ранее 12½ часов; вопрос был так важен, что отвлек внимание государя от случившегося в Петербурге сегодня же утром происшествия. По окончании обедни, при выходе народа из Казанского собора, толпа каких-то молодых людей и женщин вздумала произвести бессмысленную демонстрацию: один из молодых людей, подняв красный флаг, начал произносить речь, другие раздавали какие-то прокламации. Полицейские не в состоянии были справиться; их побили; но тогда народ бросился на нарушителей порядка и помог полиции арестовать нескольких из них.

При первых допросах многие назвали себя студентами Медико-хирургической академии; но чего они хотели, во имя чего затеяли этот фарс – еще ничего не известно. Можно предполагать, что эти несчастные безумцы – не иное что, как орудия закулисных агитаторов, может быть, даже скрывающихся далеко за границей. Завтра узнаю что-нибудь обстоятельнее. Сегодня по крайней мере государь не очень встревожен этой уличной проделкой и говорил о ней довольно спокойно.

11 декабря. Суббота.Предварительные совещания в Константинополе сверх всякого ожидания привели к единогласному заключению; надобно отдать справедливость ловкости Игнатьева, а вместе с тем спокойствию и уступчивости государя, который отказался даже от занятия Болгарии, лишь бы достигнуть единогласия в предварительных совещаниях. Политические действия России, очевидно, получат твердую почву, когда она не в одиночестве, но со всей Европой предъявит Порте требования относительно христианских областей. Однако ж и при этом внушительном единогласии все-таки есть повод сомневаться в том, что Порта подчинится приговору Европы.

Вчера за обедом во дворце государь был озабочен последними телеграммами из Константинополя и Лондона. Турецкие министры в частном свидании с лордом Солсбери и Шотарди с первого раза объявили, что Порта не может принять постановленных шестью державами требований. Первое официальное предъявление этих требований Порте должно состояться только сегодня. В предвидении отказа, естественно, является вопрос: что же будут делать державы, постановившие свое решение? Россия заранее объявила, что в таком случае русский посол выедет из Константинополя и затем Россия предоставляет себе право принять решительные меры; но последуют ли ее примеру другие? Из Лондона телеграфируют, что Биконсфильд заявляет свое неудовольствие на действия лорда Солсбери и что Англия, даже в случае отказа Порты, не может покинуть ее. Берлинскому и Венскому кабинетам сделаны запросы насчет того, как они намерены поступить.

Сегодня после моего доклада было у государя обычное совещание. Поставили вопрос, должны ли мы в случае отказа Порты начать войну неотлагательно, или, ввиду необходимости продлить перемирие для спасения Сербии от неминуемого разгрома, протянуть дело до весны. В первый раз так прямо ставился вопрос, и, мало того, государь сам положительно высказался в пользу отсрочки; он настойчиво доказывал невозможность зимней кампании при том обороте, который приняли дела. Я был изумлен совершенно новым настроением государя. До сих пор замечалось в нем нетерпеливое желание скорее взяться за оружие; приходилось мне вместе с князем Горчаковым умерять его нетерпение и предостерегать от слишком быстрого решения под влиянием какого-нибудь случайного впечатления.

На образ мыслей государя, быть может, повлияло известие из Кишинева о болезни великого князя Николая Николаевича. С ним случился такой же болезненный припадок, какому подвергся он во время пребывания в Варшаве в августе. Вчерашние телеграммы очень встревожили государя, и хотя сегодня утром известия несколько успокоительнее, однако ж государь пожелал, чтобы доктор Боткин немедленно отправился в Кишинев.

Сегодня высказывались также суждения о том, как поступить в отношении Черняева. Государь уже готов был, позабыв все его проделки, снова определить его в русскую службу и поручить командование в действующей армии. Однако ж вследствие возражений князя Горчакова предположение это было оставлено и ограничились разрешением Черняеву водвориться с семейством в Одессе. Популярность его улетучилась; в Сербии и слышать не хотят о его возвращении туда.

13 декабря. Понедельник.Вчера приехал из Вены генерал-лейтенант Обручев [107] Обручев был командирован в Вену в помощь послу Новикову по ведению переговоров с Андраши. Об этом не было упомянуто прежде в моем дневнике. – Прим. автора. . На параде гвардии Финляндского полка государь сказал мне, что привезенные Обручевым сведения благоприятнее, чем мы предполагали. Утром мне не случилось с ним увидеться: после парада я собирался посетить больного Александра Алексеевича Баранцова, у которого назначено было совещание по поводу доставки патронов черногорцам. Возвратившийся из Вены капитан фон дер Ховен описал нам разные затруднения, которые он и генерал-майор Ган встретили в Австрии при покупке патронов и в особенности при провозе их в Черногорию.