Сиро Алегрия - В большом чуждом мире

Двое детей и одна старуха умерли от простуды.

Когда окучивали картофель, стояла очень плохая погода, и общинник Леандро Майта, ослабевший от лихорадки, схватил воспаление легких и тоже умер.

Его похоронили на кладбище, для которого выбрали место на одном из крутых склонов Вершины. Лучшего места не нашлось — пампу зимой затопляет, вода стоит по колено, а на склонах горы Руми расположилось само селение.

На новом кладбище было много камней, и могилу пришлось копать дважды; в первый раз наткнулись на огромный камень, помешавший рыть в глубину.

Леандро ушел к доброму Ансельмо, к старухе и двоим детям. На этой высоте, где холод сохраняет трупы, они пролежат долго под грозами, туманами, ветрами и солнцем, словно семья, уснувшая в огромном каменном доме.

Общинники, конечно, хорошо знали сладостную коку. Они покупали ее. Покупали ярко-зеленые пахучие листья в городских лавках, либо наезжали за ними в жаркие долины, где их выращивают. Если жевать коку с известью, она делается сладкой, немного возбуждает и приятно бодрит. Кока хороша от голода, жажды, от усталости, от жары, от холода, в горе и в радости — всегда хороша. С ней легче живется. На коке гадают; кокой одаривают горы, озера и реки; кокой лечат больных; с кокой в руках умирают. Кока мудра и благодетельна.

Амадео Ильяс обычно жевал ее для утешения и для здоровья. Теперь ему предстояло познакомиться с нею ближе, потому что он собирался работать в Кальчисе, где коку возделывали.

Они с женой прошли много лиг, добираясь туда. Надсмотрщик отвел их в двухкомнатный дом из земляного кирпича, расположенный против маисового поля. Половину этого поля тоже дали им. Кроме того, им дали десять мер пшеницы, десять — картофеля и пять — маиса. Надсмотрщик сказал:

— Это все осталось от пеона, который удрал тайком. Чтобы расплатиться, будешь работать в «теплице» каждые три месяца. Наловчишься, сможешь получать по пятьдесят сентаво в день…

Амадео Ильяс знал, что такое прополка, знал он и как собирают листья коки, но что называют «теплицей», ему было неведомо. Поколебавшись немного, он спросил:

— А что такое «теплица»?

Надсмотрщик усмехнулся:

— Неужто не знаешь? Это место, где растет кока. В нашем хозяйстве «теплицы» внизу, в долине, на берегу реки.

Он оглядел новичков и в свою очередь спросил:

— Из каких же вы мест и что у вас там растет?

— Мы из общины Руми, сеем пшеницу и маис, а сейчас, последнее время, — то, что растет в пуне…

— Ну это совсем другое… Ничего, привыкнешь!

Когда он ушел, Амадео Ильяс с женой осмотрели дом.

Комнаты были просторные, навес перед домом широкий, как в зажиточной общине. Потом пошли на маисовое поле, расположенное у склона горы. И оно было большое, на нем еще росли тыква, чиклайо, фасоль и бобы. Початки уже наливались зерном. Скоро будет молодой маис. Ильяс вернулся в дом, и жена принялась готовить обед в двух горшках, принесенных вместе с прочим скарбом. Она нашла и лист, чтобы жарить маис. Соли было мало, и Амадео сказал, что завтра сходит за ней в дом, где жили надсмотрщики. Там, за дальним склоном, они уже бывали раньше. Он туда и сходил и, кроме соли, принес из лавки перцу, зеркало, которое ему очень понравилось, иголок и ниток. Еще он принес две холщовых рубахи, потому что, как ему сказали, в шерстяных работать жарко. С новыми приобретениями и съестными припасами его долг сразу поднялся до тридцати солей. Это совсем немного, если он сможет получать по пятьдесят сентаво в день. Какой большой заработок! В других хозяйствах платят по двадцать пять. Потому они и выбрали Кальчис.

Прошло несколько дней, и надсмотрщик позвал Ильяса на работу. Жена наготовила полную котомку жареного маиса, и на рассвете Амадео отправился. Его подруга смотрела ему вслед с болью и беспокойством, понимая, что новая работа окажется нелегкой. Кроме того, ей впервые приходилось оставаться одной в доме. Но она ничего не сказала мужу, Амадео спустился в долину и скоро исчез за гребнем холма.

Сначала деревья немного напомнили ему равнину Норпы. Ниже скалы превратились в уступы, меж которых вилась и петляла тропинка, минуя отвесные обрывы. Наконец он набрел на какую-то реку и пошел вдоль берега. Тут ему повстречался другой индеец, шедший тем же путем, и они вместе направились вниз по реке. Амадео начал расспрашивать его.

— Так это, стало быть, и есть река Кальчис?

— Она самая…

— А «теплицы»?

— Это дальше. Тебе туда?

— Да, я коку собирать.

— И я тоже собираю…

Потом он добавил, что его зовут Иполито Кампос и что он в этом хозяйстве родился. На сбор ходит уже год. Приглядевшись, Амадео подумал, что спутник его молод, хотя и похож на старика. У него было бледное лицо, и двигался он как-то вяло. Река грозно шумела, перекатываясь через валуны, торчавшие со дна, и бурля меж каменистых берегов.

По обе стороны реки росли высокие горные клены, и в густой листве весело заливались птицы. Одна из них особенно выделялась громким и необычным криком: «Чей, чей, чей, чей». Ее так и звали «чейчей». Амадео сказал, что никогда раньше ее не слышал. Иполито посмотрел на него с удивлением и стал рассказывать об этой птице, повышая голос, чтобы перекричать шум реки. Тут в ветвях показалась и птичка. Огненно-желтая с иссиня-черными крапинками, она сверкала, как сгусток солнца и ночи.

— Хороша?

— Хороша.

Иполито поведал, что ему удавалось найти гнезда всех птиц, кроме этой. Она их прячет мастерски, хотя сама не пуглива. Даже в дома залетает, особенно на кухни, и клюет там сало и прочую еду. Еще Иполито рассказал историю, как некий сеньор шел этой дорогой, в дни сбора коки, с компанией индейцев. Никогда раньше он чейчей не слышал. Когда птица запела, он подумал, что это она его спрашивает, и ответил: «Свой, свой». Чейчей все пела, и тогда, решив, что его никак не могут опознать, сеньор закричал: «Да это я, такой-то, в черной шляпе!» Амадео и Иполито посмеялись. Потом Амадео вспомнил историю о цапле-судье. Смеялись меньше, но по какой-то безошибочной догадке оба почувствовали, что будут друзьями.

Ущелье становилось все глубже. По тропинкам, вьющимся вниз по склону, спускались люди.

— Это все сборщики, — пояснил Иполито.

Вскоре показались первые посадки коки. Через минуту путники приблизились к бараку, расположенному рядом с домом надсмотрщика. Это был просторный сарай из земляного кирпича, с широкой дверью и двумя окнами. Внутри собралось уже много пеонов. Приходили все новые и вешали пончо и котомки на колышки, вбитые стены. У каждого было свое, привычное место. Внутри все не помещались, и Иполито спал снаружи, под навесом. Здесь, с внешней стороны стены, тоже были колышки. Закрепляя дружбу, они повесили свои вещи па один колышек, а потом, чтобы убить время — работы начинались на другой день, — отправились погулять.