Шалом Аш - Люди и боги. Избранные произведения

Чтобы загладить первое впечатление, старший сын приготовил завтрак. На столе появилось немного вина. Дети впервые отведали американских лепешек и бубликов. Ицикл, который там, на родине, давал уроки девушкам, а здесь состоял служкой в братии местных благотворителей и появлялся в доме каждого земляка, едва чувствовал, что пахнет выпивкой, прибыл в подвал приветствовать нового земляка и пригласить Аншла от имени старосты — знакомого им еще по дому Генеха Коврижника — на будущую субботу в молельню землячества читать очередной раздел торы.

Когда после первого разочарования пришли немного в себя, Соре-Ривка принялась развязывать узлы и стала знакомиться со своим новым жилищем. Хотя она еще не успела привыкнуть к уличному шуму, к грохоту элевейтера [75] Надземная железная дорога. , который каждый раз создавал впечатление, что сквозь подвал со свистом и скрежетом проносятся незримые духи, — все это тем не менее можно было выдержать. Но запахи блюд, врывавшиеся сюда из румынской кухни вместе с жарой и горячим чадом, которые били сквозь стену, вызывали у Соре-Ривки такую головную боль, словно она целый день находилась в бане. Чтобы не омрачить радость сына, а более того — не опечалить мужа, она не стала сетовать, а туго повязала голову платком и принялась распаковывать свои горшки.

Сын внес с улицы ящик из-под фруктов и поставил его возле газовой плиты. Мать извлекала одного за другим своих «старых друзей», каждого в отдельности осматривала со вздохом, словно хотела излить наболевшее сердце перед друзьями и напомнить им об их прежней преданности — пусть они в нужде поддержат ее и служат так же преданно, как они это делали в старом доме!

Водопроводный кран и раковина примирили с подвалом не только мать, но и отца. Когда Сосунок случайно открыл кран и пустил воду, мать в первую минуту перепугалась и решила, что стряслась беда, но Шлойме-Хаим успокоил ее и, словно кран был его собственным изобретением, с гордостью сказал:

— Здесь, мама, тебе не придется тащить воду из колодца, здесь ты получаешь воду из стены.

— Совсем как пророк Моисей из камня, — сказал отец, снова обретя свое чувство юмора, и тоже подошел к крану, чтобы полюбоваться на чудо.

— И ушаты помоев не придется тащить к водосточной канаве, тут есть вот это, — сын показал на раковину.

— С умом сработано! — подвел итог отец. — Из стены вода приходит и сквозь стену уходит.

Все эти удобства сделали подвал уютнее в глазах его хозяев — невиданные изобретения завлекли новичков. Аншл уже мирился с уличным шумом, с пробегающими мимо окошек ногами. К нему вернулось прежнее воодушевление, он даже начал гордиться Америкой. Дети, преимущественно малыши, стали поодиночке выскальзывать на улицу, а мать между тем в уме прикидывала и подсчитывала количество подушек и постелей, которые ей предстоит расстелить для семьи на ночь в этой новой стране.

Первый ужин не дали Соре-Ривке готовить. Старший сын принес колбасу с булками и опять-таки немного вина. Отец на новом пристанище стал на молитву, а Шлойме-Хаим учил мать разводить огонь в американской кухне и расхваливал родителям нью-йоркскую «Гез компани».

Вечером явились земляки приветствовать новоприбывших и получить приветы из дому. Пришел Генех Коврижник, глава землячества и староста религиозного общества, сапожник Борух-Меер, который на родине жил с ними много лет по соседству. Не упустил явиться и служка Ицик. Пришла и Тойбе-Песя, которая была старой приятельницей Соре-Ривки. Каждый из земляков принес с собой доброе слово и подарок на обзаведение хозяйством. Старший сын зажег газовую горелку, которая вызвала у новичков приступ нового изумления. На столе появилась пара кружек пива, и все заговорили о старой родине, утешали Аншла и сулили ему всякие удачи. Аншл похвастал перед земляками своим состоянием — детишками. Земляки с любопытством разглядывали их.

— Что делает вот эта? — спрашивает рыжий земляк Ицикл Кондитер, показывая на Двойру.

— Она-то и была моей кормилицей дома. Швея, золотые руки, — хвалится мать.

— Для нее можно сразу же найти работу, — говорит рыжий земляк. — Если хочешь, Шлойме, — обращается он к старшему брату Двойры, — я пошлю ее к моему свату, мануфекчуреру [76] Фабрикант ( англ. — manufacturer). . Он даст ей работу.

— А он что делает? — спрашивают все про Мойшеле Быка.

— Купец, какому в мире нет равных, — хвалится мать.

— А привез ты с собой доллары? — острит рыжий земляк.

Мойшеле смущается, на минуту приходит в замешательство, но тут же смело отвечает:

— Невелика штука быть купцом, имея деньги, фокус — без денег.

Земляки смеются. А отец между тем представляет гостям своего любимца.

— Он уже сегодня может заткнуть за пояс всех американских раввинов, — показывает он на Иойне-Гдалье.

— Не так уж много нужно, чтобы заткнуть за пояс американских раввинов, — говорит Ицикл.

Досада гложет сердце матери при виде своего ученого дитяти в рваной фуражке, и она пытается прикрыть ее рукой.

Земляки с любопытством разглядывают это дивное украшение семьи, которое Аншл привез с собой, и один из земляков пускается в пророчества:

— Кто знает, может, мы еще удостоимся почестей благодаря нашим землякам.

Поднимается рыжий еврей, бывший кондитер, отзывает Шлойме-Хаима в уголок и шепчет ему на ухо:

— А есть у них на что прожить хоть первые несколько дней?

Он вынимает два доллара, передает их Мойше-Хаиму и говорит громко, так, чтобы услышала мать:

— Скажи твоей матери, чтобы она пришла ко мне в лавку за хлебом. Я ей открываю кредит. Когда мальчики начнут работать, она мне уплатит.

— А ко мне — за фунтом мяса… Ничего, я ей поверю, — откликается рубщик мяса Ицхокл.

— Совсем как дома. — На глазах у матери выступают слезы.

В первый вечер, когда мать развязала жалкие узлы с бельем и постелила детям, у нее стало легче на сердце, а подвал показался похожим на старый прежний дом. И Соре-Ривка обратилась к Аншлу:

— Знаешь, Аншл, весь мир — это один мир, всюду — те же люди.

Аншл молчал.

— Благослови нас, отец небесный, чтобы пошло верным ходом, чтобы это место стало надежным пристанищем для детей и их потомков.

Аншл молчал.

В субботу Аншл решил показать перед земляками свое чтение, и было это вроде экзамена. Целую неделю готовился он так, как к чтению книги Эсфирь. Несколько раз просмотрел Аншл предстоявший к чтению раздел. На очереди в ту пору был раздел «Ступай себе» [77] «Ступай себе» — имеется в виду глава 12-я первой книги Ветхого завета, которая начинается словами; «И сказал господь Аврааму: „Ступай себе“». . Вот он и истолковал это самое «Ступай себе» применительно к своей жизни. В субботу во время молитвы земляки встретили его весьма благожелательно. Все с ним почтительно здоровались, довольные встречей с прибывшим из старой родины чтецом. «Сегодня мы услышим наше настоящее, родное чтение, не то что „по-американскому“ — наскоро, второпях, наспех», — громко говорили они. Перед чтением Аншл основательно откашлялся и пустился в путь, все дальше в раздел «Ступай себе». Всем существом углубился он в раздел, повествовавший о том, как господь сказал Аврааму: «Ступай себе из земли твоей», — выводил каждое слово трелью, вытягивал каждый звук, придавая ему, какую только умел, прелесть и певучесть. Он нежил в горле каждый перелив, останавливаясь на каждом слоге, затейливыми руладами выражал свое толкование внутреннего смысла фразы. Вначале земляки «облизывали пальчики». Один подмигнул другому и громко произнес: «Вот это называется чтением!» Однако позднее, когда чтение затянулось и у собравшихся начало сосать под ложечкой, публика стала несколько нетерпелива. Молодежь сбросила с себя талесы и вышла на улицу, остальные все еще серьезно слушали Аншла, затягивавшего чтение тем, что он упивался каждым словом, и время шло, людей все больше томил голод, они начали переговариваться, перебрасываться словечками. Наконец один из земляков громко воскликнул: