Шалом Аш - Люди и боги. Избранные произведения

— Мое дорогое дитя, скажу тебе всю правду, — проговорила Соре-Ривка, — мы таки бедные люди, но стыдиться нами нечего. Раз мы, по-твоему, срамим тебя, нам не нужны твои деньги, бог поможет нам без твоих денег, — закончила мать и ударом ладони о ладонь отряхнула руки.

— Ты понимаешь, — проговорил Аншл, и лицо его вынырнуло из-за газеты, — ты понимаешь… Кто я такой — я знаю. Я таки бедняк, «зеленый», рабочий. Но кто твои сапожники — я еще не знаю, — закончил Аншл и снова нырнул за газету.

Соломон перестал есть. Отодвинув тарелку, он нерешительно, словно про себя, заговорил:

— Как же мне теперь быть? Ведь я уже сказал невесте, сватье, что я в праздники приведу вас туда. Они готовятся принять вас. В каком я окажусь положении?

И тут Аншл отложил газету.

— Нас привести к ним? К твоим сапожникам? А? Ты что думал, раз мы обеднели, раз мы «зеленые», ты считал, думал, что нас можно выставить глупцами? Я — честный рабочий. — Аншл вдруг стал горд своим рабочим положением, что удивило не только сына, но и Соре-Ривку. — Я честно зарабатываю мой кусок хлеба, как торой указано. А кто такие твои любезные сапожники? Скажи-ка мне, твой сват знает грамоту? А молиться он умеет? Может, он и тору умеет читать? Чего только в Америке не бывает! И мне с твоей матерью, по-твоему, идти туда, к твоему сапожнику? Если твой сапожник хочет познакомиться со своим сватом, у него небось не отнимутся ноги, если он придет к чтецу Аншлу в подвал. — Аншл ударял себя в грудь, как генерал, требующий внимания к своим медалям.

Сын испугался отца. Впервые с тех пор, как он в Америке, Аншл снова стал прежним Аншлом. Молодой человек молчал. Блуждая взглядом по квартире, он снова увидел глядящую отовсюду бедность и, представив себе, как приведет в этот подвал невесту и сватов, преисполнился жалостью к себе и начал сетовать:

— Я потом и кровью заработал и скопил несколько сот долларов, чтобы жениться. Так что же мне теперь, взять и меблировать ваш подвал на эти деньги? Откуда же у меня потом снова возьмутся деньги на женитьбу?

— Кто тебя просит? Разве кто-нибудь просит тебя об этом? — сказал отец уже несколько тише.

Тут вмешалась мать, ища примирения. Ей стало жаль сына.

— Разве нам нужна новая мебель? Ты скажешь им, что мы недавно в стране, мы еще «зеленые».

— А если даже не «зеленые», разве суть дела в мебели? Разве недостаточно, что ты человек, разве к этому еще обязательно необходима мебель? — немного смягчился и отец.

Сын сидел и в нерешительности раздумывал, как поступить. Между тем в дом вошел Голубчик Мозес и, как всегда, принес матери пакет. Он отозвал ее в угол и украдкой передал фунт макарон, принесенный им с работы.

— На, мама, спрячь это для себя, будет у тебя чем сердце поддержать, — сказал он.

Мать заглянула в пакет и, увидев макароны, воскликнула:

— Глупое дитя, на что мне это? Я это спрячу, будет чем угостить невесту.

— Что за невеста?

— Наш Шлойме приведет к нам невесту на первую пасхальную трапезу. — Мать произнесла это громко, чтобы Шлойме услышал и чтобы отвлечь его от доставленного ему огорчения.

— Куда же я ее приведу, в подвал? Посмотрите сами, какой вид он имеет! — Шлойме говорил как бы про себя.

— Какой вид? Я подвал подмету, посыплю песком, застелю стол красивой скатертью, выставлю подсвечники. Увидишь, сын мой, тебе нечего будет стыдиться. Двойреле со мной дома, и она мне поможет.

— А невеста твоя — как хочет… Этот подвал — наш дом, в нем живут твои родители, — отозвался Аншл, — и в этот дом она обязана войти, если хочет стать нашей невесткой…

Голубчик Мозес, как всегда, оказался практичнее всех. Осмотрев подвал, он проговорил:

— Сюда невесту привести нельзя.

— Как же ты иначе поступишь? — спросила мать. Отец высунул голову из-за газеты.

— Подвал необходимо обставить — стол, стулья… Нужна новая посуда, вилки, ножи… В чем ты им подашь кушать? В твоих двух надтреснутых тарелках?

— Сыночек мой прав, — проговорила Соре-Ривка про себя, страдая от стыда.

Шлойме ничего не сказал. Аншл снова высунул голову из-за газеты и снова произнес:

— Полюбуйтесь — вот вам мое второе сокровище!

— Но ведь он прав, — обратилась Соре-Ривка к Аншлу.

— Послушайте только! Сапожник у него бранное слово! — Старший сын набрался храбрости. — Ты ведь, кажется, уже и сам рабочий, что же ты меня попрекаешь тем, что я сапожник?

— Рабочий — да, но — не босс, — гордо заявил Аншл.

— Замолчите наконец, дайте толку добиться, — взмолилась Соре-Ривка, — ну, пожалуйста, сын мой, скажи ты, что мы должны делать? — Она обратилась к Мозесу, как к единственной надежде.

Рыжий парень с минуту размышлял. Потом почесал свою огненную голову и обратился к брату.

— Соломон, хочешь привести невесту к первой пасхальной трапезе — уговоримся: ты даешь доллар каждую неделю, и я даю доллар, а за два доллара в неделю мы сможем обставить подвал, «как королевский дворец» (это выражение он перенял у торговцев, с которыми теперь водился). Возьмем на выплату мебель, тарелки, ложки — все. Я знаю место, где дают на выплату. У моего босса есть такой компаньон — все добудем.

Аншл уткнул лицо в газету так, что его вовсе не стало видно. У матери на глазах показались слезы.

Шлойме вздохнул и ответил:

— Если ты все добудешь, я дам по доллару в неделю, но как долго?

— Не тревожься, в полгода все будет выплачено, а мама будет жить по-человечески, не так ли?

Шлойме вздохнул и кивком головы выразил свое согласие.

Только решился вопрос о подвале, как обнаружилась новая беда. Выяснилось, что отцу нечего надеть к пасхальной трапезе, матери нужно праздничное платье, а мальчикам сорочки, брючки, фуражки. Разве могут они находиться за пасхальным столом без головных уборов? А ведь надо еще готовить трапезу — мясо, рыбу и прочие яства? Соре-Ривка в смятении опять обратилась к любимому сыну, к своему спасителю Мозесу:

— Оставь меня, сын мой. Моя бедность так велика, что против нее нет никакого лекарства.

Но Голубчик Мозес везде находил выход, и он обратился к старшему брату:

— Ты хочешь привести сюда невесту в праздник, я хочу тебе помочь. Велл! Если ты дашь маме деньги на рубашки и брюки для мальчиков, я принесу домой рыбу и мясо, а если ты купишь отцу костюм «принц Альберт», я принесу маме отрез на платье. Двойра его сошьет.

И чтобы у старшего сына легче стало на сердце, мать сказала:

— Заодно, дитя мое, у нас уже будет платье и к твоей свадьбе, и, когда бог пошлет нам это счастье, тебе не придется справлять нам новые наряды.

Слово «свадьба» приятно прозвучало в ушах старшего сына, и он со вздохом согласился на предложения брата.

Пасха всегда была счастливым праздником в семье Аншла, еще в старом доме, и праздничная звезда пасхи оказалась удачливой для семьи Аншла и в новом доме. Соре-Ривке не только суждено было справлять пасху в этом новом государстве, не испытывая стыда перед богом и людьми, чего она так боялась в те долгие бессонные ночи на своем ложе, но и довелось обзавестись новой мебелью, новыми нарядами, сидеть с невестой сына за столом, уставленным рюмками из граненого стекла, принесенными Мозесом в последнюю минуту перед трапезой, чтобы блеснуть перед невестой. И к приходу невесты все в подвале блестело, Аншл сидел во главе стола в обнове, на нем был поношенный «принц Альберт», купленный ему сыном из вторых рук. После чтения хагады [83] Хагада — книга сказаний о легендарном исходе древних евреев из Египта. , когда Соре-Ривка, наряженная в новое платье, сшитое Двойрой из купленной Мозесом ткани, подала пасхальные кнедлики и горячий бульон, Аншл обратился к своей семье: