Шалом Аш - Люди и боги. Избранные произведения

— Не можешь ли ты дать ей работу? Знаю, можешь! — сказала мисс Изабелл, обращавшаяся ко всем на «ты».

— Поговорю с мамой, — ответила Роза, — может, и есть работа…

— Прошу тебя, сделай это, — повторила мисс Изабелл и оставила девушек одних, чтобы дать им ближе познакомиться.

Из школы они вышли вместе, и Роза познакомила Двойру со своей сестрой.

— Моя сестра, Броня. Какое имя будет у нее здесь, у вас в Америке, я еще не знаю. Пока мы называем ее Броней, как дома, — представила старшая сестра младшую, девушку с короткими курчавыми волосами и мелкими белыми острыми зубками.

Броня с милой улыбкой посмотрела на Двойру и ничего не сказала.

— А меня зовут Двойрой.

Эти сестры, видимо, понравились ей.

— Вот это хорошо! — воскликнула старшая.

— Почему — хорошо? — спросила Двойра.

— Двойра — хорошее имя. Дома у нас была подруга, ее тоже звали Двойрой.

Девушки вышли на улицу.

— Вы давно посещаете школу? Наверно, хорошо знаете английский язык, — обратилась старшая к Двойре.

— Нет. Я только начала, вот брат мой, — Двойра показала на Иойне-Гдалье, — он занимается несколько месяцев и уже говорит немного…

Иойне-Гдалье, не привыкший к обществу девушек, всю дорогу молчал и не шел с ними, а брел за ними, и когда сестра представила его чужим девушкам, он так сконфузился, что сошел с тротуара.

— Там, дома, мы читали книги на польском языке. А здесь без знания английского теряешься… Хорошо бы научиться прочесть английскую книгу…

— А какие произведения вы читали, польские или русские? — спросила младшая.

— Я читала еврейские.

— Еврейские? — удивилась Роза. — Вот обрадуется Фрейер. Знакомый такой есть у нас, еврейский поэт, пишет красивые еврейские стихи. Его зовут Фрейер, вы не слышали о нем? Мы с ним спорим. Мы утверждаем, что такой писатель, как Пшибышевский, не мог бы писать по-еврейски. Вы читали Пшибышевского?

Двойра, которой стыдно было признаться, что не читала, ответила общей фразой:

— Я читала много еврейских книжек, но не знаю, был ли среди них Пшибышевский.

— Ой, вы непременно должны познакомиться с Фрейером! Нет книги, которую он бы не читал, — сказала старшая.

Их пути расходились. Они попрощались и условились встретиться на следующих занятиях.

Когда Двойра снова встретилась с сестрами, Роза приветствовала ее как старую добрую приятельницу и сразу спросила:

— У вас уже есть работа?

— Нет, — ответила Двойра, — очень трудно найти себе занятие.

— Знаете что, приходите к нам работать. Я говорила с мамой. Мы работаем у себя дома, выполняем частные заказы. Можем дать вам работу.

Двойра сразу даже не поверила своим ушам. Она с благодарностью смотрела на Розу своими большими светлыми глазами.

— Вы это серьезно? — Двойре не верилось.

— А что же? Шучу, что ли? Нам нужна еще пара рабочих рук. Зайдите посмотрите, по душе ли вам будет у нас…

— Очень хорошо!

— Конечно, хорошо! Увидите, понравится ли вам у нас…

— Уверена, что понравится! Я так благодарна вам.

— Мы живем недалеко отсюда, запишите наш адрес.

Домой Двойра пришла с пылающими щеками и сверкающими гордостью глазами, ее вьющиеся волосы рассыпалась по всему лицу.

— Мама, — сказала она, — у меня есть джоб [85] Работа ( англ. — job). , завтра выхожу…

— Дай бог, чтобы надолго, — пожелала ей мать, занятая мытьем посуды.

Назавтра Двойра ушла на работу. Все действительно оказалось так, как девушки говорили. Они с матерью жили на третьем этаже, занимали две комнаты. В парлоре [86] Парлор — гостиная. стояли две швейные машины, на которых работали сестры.

Добродушная полная женщина приветствовала Двойру, которую представила Роза:

— Мама, это наша новая помощница. Ее зовут Двойрой, и прибыла она из Польши.

— Вот как? Из какого города ты прибыла, дитя мое? — спросила мать.

— Из Гостинина.

— Там когда-то жила моя тетя. Ее, праведницы, уже, конечно, нет в живых, земля ей пухом.

— Расспроси ее, мама, хорошенько расспроси, и мы вскоре окажемся родственниками.

— Будет тебе болтать… Что она знает? Это не ее поколения люди…

В этой мастерской все велось совсем не так, как в той, где Двойра работала раньше. Это была домашняя мастерская. Девушки шили платья для частных заказчиков, большей частью земляков-варшавян, с которыми были знакомы еще там, на родине. Работали здесь спокойно, не подгоняя друг друга, а так, как хотелось. За работой развлекались, пели песни, а мать, занимавшаяся на кухне стряпней, то и дело приносила в мастерскую разные вкусные вещи, «чтобы поддержать сердце», — то чудесные яблочки, то кусок медовой ковриги — и говорила по-свойски:

— Деточки, я купила яблочки, да какие — просто наслаждение смотреть на них… Возьмите отведайте.

Однажды она вдруг, средь бела дня, подала бульон.

— Дай вам бог столько жизни и здоровья, деточки, сколько удовольствия доставит вам этот бульон. Бульон, сваренный мной, это — царский деликатес.

При этом она не делала различия между своими детьми и чужими.

Как-то днем в мастерскую вошел полный, коротконогий молодой человек, одетый в кургузый и тесный костюм, такой тесный, что казалось, вот-вот лопнет. Сестры представили его Двойре как своего земляка. Молодой человек уселся возле девушек, вынул плитку шоколада и не хотел поделить между ними эту плитку иначе как при условии, что сам каждой в рот положит кусок шоколада… Потом, когда молодой человек все это проделал, он стащил кусок шелка, лежавший на коленях младшей сестры, стал хватать ее за руки. Та заявила, что у нее болит голова, и отложила работу в сторону.

— Мама, мама, Бончик опять мешает работать, — беззлобно и шутливым тоном пожаловалась старшая.

— Бесценный Бончик, не мешай работать. Это платье необходимо сватье, чтобы ходить в баню. Она скоро явится на примерку, — произносит мать, гладя жирные щечки Бончика.

— А я вам, бесценная бабушка, винца принес, во всей Польше вы не нашли бы подобного, оно — из румынского ресторана. — Бончик вытаскивает из кармана бутылку.

— Ладно, ладно, Бончик! Мне ли теперь вино пить? Стоит мне только пригубить, и сразу перехватывает дыхание, — говорит мать, забирает бутылку и уходит в соседнюю комнату, оставив Бончика дурачиться с девушками.

Позднее сюда явился еще один молодой человек с длинными влажными волосами, стоявшими торчком по обе стороны пробора. На нем красовался ярко расписанный галстук, а под мышкой была книга.

— Видишь, Берл, вот это та «зеленая» девушка, которая читает только еврейские книги.

— Берл Глозман! — представился молодой человек с влажными торчащими дыбом волосами.

Двойра покраснела и назвала свое имя.

— Берл, клянусь, ты будешь сегодня декламировать «Среди моря», — заявил Бончик.