Георгий Караславов - Избранное. Том второй

— Что это ты, Казак, — спросил его однажды вечером Фика со скрытой тревогой, — запропал ни с того, ни с сего?

Казак рассказал ему про свои проделки с хозяином, втайне надеясь, что Фика одобрит и похвалит. Но Фика задумался и покачал головой.

— Мы, — с расстановкой сказал он, — забросили экономическую борьбу… Это большая ошибка нашего движения в деревне…

Казак ничего не понял и лишь с любопытством добродушно моргнул глазами.

— Но… ведь партия в деревне крепко держится… правда?

— Партия на высоте, но профсоюзов не видать и не слыхать.

— Ты про что?

— Профсоюзы, — с нажимом повторил Фика.

— Какие это еще проф… профсоюзы?

Фика объяснил. Казак только хлопал глазами. Две морщинки прорезались у него поперек лба. Потом он сообразил.

— Читал я про них, — сказал он радостно. — Но по правде сказать, ничего не понял.

— Экономическая борьба — чрезвычайно важный фактор, — с достоинством заявил Фика. — Если мы организованы, нечего размениваться на борьбу с уловками хозяев, а надо прямо им сказать: будем работать только на таких-то условиях и точка. Иначе — забастовка!

Казак чуть не подпрыгнул.

— Неужто так устраивают забастовки?

— А как же еще… Ты что думал?

— Ничего… Я думал, что это такое дело… ого-го! — И он взмахнул рукой, не в силах высказаться. — А ты, Фика, уверен, что забастовки так делаются?

Фика снисходительно улыбнулся.

— Вполне уверен.

— Откуда ты знаешь?

— Читал. И еще весной один наш депутат рассказывал нам в городе… Призывал нас организоваться в Союз сельскохозяйственных рабочих…

— И ты отказался?

— Нет… Как член партии, я должен не только войти в него, но и образовать в нем ячейку.

— А почему не образовал?

— С двумя, тремя членами ничего не сделаешь…

— А туда всем батракам можно?

— Всем до одного.

— А если они не из нашей партии?

— Тем лучше: мы им покажем, как надо бороться.

Казак стоял как оглушенный. Дело хорошее, отчего бы им не заняться!.. Он призадумался. И чем больше думал, тем яснее становилось ему значение Союза. Так и надо: схватить за уши ослов, которые дрожат перед хозяевами, и сказать им — смотрите, вот верная дорога, идите по ней!

А поставить хозяев на место еще проще. Работать надо как человеку, а не бессловесной скотине, а если он тебя прижмет — получай забастовку! Пойдет хозяин искать дурней в батраки — дает пять тысяч, дает шесть и больше, но никого нет, никто не хочет… Казак читал, что так бывает на фабриках… Покрутится, повертится хозяин, а деваться некуда, и станет по-твоему…

В первые дни весны назначили выборы общинных советников.

На этот раз Деян начал свою агитацию издалека. Он созывал бедняков в общину, показывал им акты со штрафами за различные нарушения, которых они вовсе и не допускали, грозил и запугивал одних, заигрывал с другими, третьим обещал разные услуги, займы и должности.

За десять дней до выборов из церкви исчез маленький позолоченный крест. Одно из окон было взломано, все в алтаре перевернуто вверх дном. Сразу же арестовали Фику, братьев Пантовых и Митко Эсемова. Их обвинили в ограблении церкви, хотя у всех у них были доказательства и свидетели, что в ту ночь они даже не подходили к церкви. На все их протесты начальник околийской полиции ответил коротко:

— Только вы, безбожники, способны на такое кощунство!

— Безбожники не жулики! — резко и горячо заявил Митко. — Воруют те, кто зажигает самые длинные свечки…

За такой ответ трое полицейских вечером основательно «подковали» его в конюшне. До утра он держал ноги в холодной воде и два дня после этого еле волочил их, как побитая собака.

Все в селе поняли, что кража была предвыборной уловкой Деяна. Он одним ударом хотел убить двух зайцев: отстранить от выборов самых деятельных агитаторов Трудового блока и возбудить ненависть и презрение крестьян к осквернителям божьего дома.

В эти дни Казак совсем забросил работу и неутомимо сновал по деревне.

— Эта кража дело рук Деяна! — во весь голос говорил он крестьянам. — Дайте мне его на денек, и если не скажет, где крест, сожгите меня живьем!

— Незачем давать его тебе, мы и так знаем, чего он стоит…

— Неужто Пантов да Эсемов пойдут воровать кресты… — замечали другие.

— А за Фику я отвечаю головой! — горячился Казак. — Сыпани перед ним кучу золота, он плюнет и отвернется…

— Эй, Димо, полегче! — поддел его Петр Чоп, который только и думал о том, как бы заработать угощение от Деяна и Элпезова. — Еще неизвестно, чем дело кончится…

— Известно.

— Ты можешь сказать, кто ограбил церковь?

— Могу.

— Ну, так скажи!

— Деян. Коли не он, так поп и никто другой!

— Ну и ну, — и попа впутываешь в эту историю!

— Я говорю, коли не староста, так поп… А что это Деян, про то каждая собака знает!

— Почему же забрали совсем невинных людей? — спросил с возмущением один из крестьян.

— Почему? Потому что Деян и Элпезов думают, что если их убрать, простаки вроде тебя попадутся на их удочку… Вот почему! — ответил один из собравшихся парней. Глянув на своих улыбающихся слушателей, он прищелкнул пальцами и воскликнул: — Держи карман шире!

У всех сложилось впечатление, что Казак знает нечто очень важное о Деяне и поэтому так открыто и с яростью нападает на него. А раз так, то и другие расхрабрились, и сами стали решительно уверять всех, кто еще недоверчиво качал головой, что вор не кто иной, как Деян.

— Порази его господь, мироеда проклятого! — кляли Деяна старухи. — Мало ему нашей неволи, так на церкву посягнул…

— Жрал, обожрал общину, так что назад поперло, теперь в алтарь зубами вцепился, собака проклятая! — говорили старики и ругались с едкой, бессильной злостью.

Цель наскоро состряпанного накануне общинных выборов грабежа была всем ясна. Активистов Трудового блока бросили в застенок управления полиции… Неужели Казак будет сидеть сложа руки и смотреть, как Деян обтяпывает свое дельце!.. Казак чувствовал, какая тяжесть свалилась ему на плечи, надо было действовать быстро и энергично, не знать покоя ни днем, ни ночью, чтобы восполнить утрату, но он не знал, как это сделать… Остальные притихли, агитировали исподтишка, чтобы при случае увильнуть в сторону. Да и вся предвыборная борьба велась вяло, без души, без плана — самотеком… Казаку это очень не нравилось. Он догадывался, что кто-то все-таки пытается выправить положение, но кто были эти активные партийцы, он не имел понятия, да к тому же далеко не все относились к нему с полным доверием.

— Дальше так дело не пойдет! — сказал себе Казак. — Что скажет Фика, когда вернется?

Сдаться, потерпеть поражение на выборах значило обрадовать Деяна, взбодрить всех сельских заправил… И Казак решил действовать.