Георгий Караславов - Избранное. Том второй

Прежде всего он пошел к Эсемову. Тот строгал какие-то спицы и так увлекся своим делом, будто от обработки желтоватых заготовок из вяза зависела победа пролетариата.

— Так дело не пойдет, дядя Марин, — обратился к нему без обиняков Казак, — работать надо… что-то сделать…

— Что сделать? — спросил Эсемов, отложив тесло и глядя на него безразличным взглядом.

— Надо собраться и обдумать…

— Список кандидатов уже утвержден, — сообщил Эсемов, давая понять, что ничего уже сделать нельзя.

— Знаю, — возразил Казак, — но нужно погоношиться, обойти людей… Деян и Элпезов давно уже ходят по домам… Угрожают, уламывают… А мы дремлем…

Эсемов кивнул, словно бы в знак согласия, но ничего не сказал. Казак подождал, потом решительно повторил:

— Нам надо собраться и поговорить, — и строго посмотрел на Эсемова.

— Давай соберемся, Димо… Я не против, и хорошо было бы… только… скажи и другим… А у меня, видишь, работы невпроворот…

— Где соберемся?

— Можно и у нас… К вечеру… когда стемнеет…

«Хорошо хоть на это согласился, — подумал Казак, уходя. — Эх, Митко, Митко, а ты какой славный парень!» — вздохнул он уже на улице, вспоминая младшего Эсемова.

Казак обошел все корчмы, всюду заглядывал, делал знаки партийцам, шептал им на ухо о собрании и шел дальше. Потом он к кое-кому из активных партийцев и ремсистов зашел домой. Дело, за которое он взялся, увлекло его, он не чуял усталости, ему лишь не хватало крепкого, надежного товарища и помощника, закаленного в партийной борьбе. Не хватало Павлю Трендафилова — его хозяин задумал строить дом и отправил Павлю за лесом аж в Родопы. Конечно, Казак надеялся справиться и сам, но боялся оплошать. Что он тогда скажет Фике?..

Возле общины Казак встретился с Деяном. Взгляды их молниеносно скрестились, и в одно мгновенье оба увидели разделявшую их глубокую пропасть. Прошли те времена, когда Казак встречал хозяина покорным взглядом послушной собаки. Прошли те дни, когда стоило Деяну нахмурить брови, как Казак уже клонил голову, как раб…

Кто-то вдруг дернул его за рукав.

— Казак!

То был Найдю Штерев. Из-под ржавых усиков поблескивали мелкие, острые зубы. А Казак совсем забыл про него, даром что Найдю произвел на него такое сильное впечатление своими смелыми, правдивыми словами на собрании.

— Слушай, — сказал Казак, впадая в наставнический тон, — мы распустились как бабы и поверь мне — проиграем!

— Чего проиграем?

— Выборы.

Найдю помолчал.

— Я говорю, проиграем выборы! — не дождавшись возражений, воскликнул Казак. — Все поджали хвосты, молчат, держатся за бабьи юбки и рта не смеют открыть… А ведь не только Фика и Митко делали дело! К тому же и наши земледельцы, как Панту арестовали, забились в свои поры — только их и видели…

— Правильно, — сказал Найдю после продолжительного молчания.

— Это не ответ сказать «правильно». Скажи, что нам делать?

— Террор силен, — все так же спокойно и словно в раздумье сказал Найдю, — многие из наших испугались, но мы не должны сидеть сложа руки… — Немного помолчав, он добавил: — Я привез листовки.

— Листовки? Откуда?

— Из города.

— Значит, успел съездить?

— Только что вернулся. Околийский комитет пришлет нам докладчика на общее собрание.

— А Деян разрешит?

— Мы его и спрашивать не будем.

— А листовки?

— Разбросаем… Вы ведь решили у Эсемова собраться?

— У Эсемова.

— Хорошо. Мы думали собраться у меня, но раз ты туда созываешь… сойдет… Поговорим об агитационной работе и об указаниях околийского комитета.

— Какие это указания?

— Вечером доложу. Нам надо подтянуться… Верные люди Деяна шастают по домам, каждый вечер все село обходят. Сын Элпезова стал председателем молодежной группы Земледельческого союза… Еще вчера был на побегушках у сговористов, а не успел стать зятем Деяна — пожалуйста, земледелец… Утром мне сказали, что несколько ребят переходят на сторону Трудового блока.

Казака передернуло, когда он услышал о Деяновом зяте. Мутная волна снова нахлынула на него. Что это было? Ненависть, гнев, жажда мести? Он сам не знал. Но знал одно: нет места личной мести, когда на всей земле идет великая борьба… С тех пор как он вошел в партию бедняков, мир открылся перед его глазами, он прозрел, и на душе у него стало светло и радостно.

— Это хорошо, — отвлек его Найдю, — даже очень хорошо, что гады, как Элпезов, переходят на их сторону. Теперь честные, но обманутые ребята из ихних увидят, что к чему, и перейдут к нам… Но и мы должны поработать, даром ничего не дается.

— Поработать, но — как?

— Принять их в наши ряды, направить на путь истинный… Ты сам знаешь, когда у человека чешутся руки, дай ему работу. Работа направляет и держит человека… Сегодня поговоришь с ним, завтра газета, послезавтра листовка — так оно и пойдет.

— А что за листовки ты привез? — спросил Казак, словно пробудившись.

— Они у меня дома… если хочешь, возьмем…

— Пошли!

Свернув на узкую, кривую улочку, они вышли на площадь и зашагали вверх по прямой и более широкой улице.

— Ты всем сказал? — спросил его Найдю.

— Всем.

— Только про меня забыл, да?

— Да, — виновато ответил Казак.

— Домой тебе еще надо?

— Нет. Зачем?

— Ну, скотину обиходить.

— Все сделано.

— Кто знает… Заяц давно уже на тебя зубатится. Говорит, что много шляешься, а дела не делаешь.

— А чего еще надо этому хилому дармоеду? Если думает, что я на него как на Деяна буду работать, долгонько придется ждать… С тех пор как я отказался идти в демократы, он нос воротит.

— Он тянул тебя к своим?

— Еще как!

— А ты?

— Отбрил его.

Найдю вскинул брови и улыбнулся.

— Он думает, что если ты у него батрак, то и во всем под его дудку будешь плясать. Рабочую силу он у тебя купил, но на сознание пусть не зарится. Все хозяева так выучены: нанимают работников и думают, что с потрохами их купили.

Они остановились перед узкой каменной оградой, к которой примыкал низкий, добротно сделанный плетень. В глубине двора виднелся небольшой, покосившийся от ветхости домик на две комнаты, с навесом. В сторону ворот смотрели два тусклых квадратных окошка. За домом было гумно.

Слегка пригнувшись, Казак вошел в широкую полутемную комнату с голыми побеленными известкой стенами и закопченным дощатым потолком. На старом, протертом половике возились двое ребятишек. Найдювица поднялась навстречу и, смущенно улыбаясь, стряхнула с подола какие-то лоскутки:

— Добро пожаловать. У нас неприбрано, ты уж извини… латаю одежонку этих озорников…

Казак, не зная, что ответить, только улыбнулся. Впервые его встречали как гостя в чужом доме.

— Митко, — обратился Найдю к старшему мальчонке, — а ну, сынок, скажи «добро пожаловать» этому дяде.