Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

Он наклонился вперед, включил радио, настроил какую-то радиостанцию. Елена не проснулась, так что выключать радио он не стал, позволил звукам из радиоприемника дополнять его мысли и управление автомобилем.

Чертовски хорошо, когда она спит в машине, думал он. Она – отличная компания, даже когда спит. Ты необычайно удачливый ублюдок, думал он. Удача улыбается тебе гораздо чаще, чем ты того заслуживаешь. Ты только успел подумать о том, что узнал что-то важное о жизни в одиночестве, и ты действительно многому научился. Достиг определенного уровня. А потом опустился до общения с этими никчемными людьми, не настолько никчемными, как та, другая компания, но все равно никчемными, кого следовало избегать. Возможно, даже худшими, чем ты думаешь. С ними ты тоже стал никчемным. Потом ты вырвался и обрел собственное лицо с Томом и детьми, и ты знал, счастливее тебе не стать и впереди нет ничего, кроме одиночества, и тут неожиданно появляется эта девушка, и ты с головой окунаешься в это счастье, словно попадаешь в страну, где ты – крупнейший землевладелец. Счастье – это довоенная Венгрия, а ты – граф Кароли [186] Представители этого богатейшего аристократического рода играли важнейшую роль в истории Венгрии начиная с XVII в. Граф Михал Кароли возглавил Венгерскую демократическую республику в короткий период ее существования, в 1918–1919 гг. . Интересно, понравится ли ей охотиться на фазанов. Может, понравится, и я по-прежнему смогу их отстреливать. Хотя прекрасно смогу обойтись и без них. Никогда не спрашивал, умеет ли она стрелять. Ее мать стреляла отлично, если была под действием наркотиков. Поначалу она не была злой женщиной. Наоборот, очень хорошей, милой, доброй и изобретательной в постели, и я думаю, если она что и говорила людям, то искренне. Думаю, она не кривила душой. Потому, возможно, ее слова и таили в себе опасность. Всегда звучали так, будто говорила она серьезно. Я полагаю, в итоге это стало пороком целого общества, в котором никто уже не способен поверить, что любой брак не может считаться доведенным до логического завершения, пока муж не совершает самоубийства. То, что хорошо начиналось, – плохо закончилось. Но, наверное, всему виной наркотики. Хотя среди паучих, пожирающих своих самцов, некоторые из пожирательниц удивительно привлекательные. Да уж, она никогда, действительно никогда не выглядела лучше. Дорогой Генри оказался всего лишь bonne bouche [187] Лакомый кусочек ( фр. ). . Генри тоже был славным, мы все его любили.

Ни одна из этих паучих не принимала наркотиков, думал он. Разумеется, это я и должен помнить об этом ребенке, точно так же, как тебе следует помнить критическую скорость самолета или что ее мать – ее мать.

Все это очень просто, думал он. Но ты знаешь, что и твоя мать была сучкой. И ты также знаешь, что и ты по-своему ублюдок. Тогда почему ее критическая скорость должна быть такой же, как у ее матери? И твоя не такая же.

Никто и не говорил, что такая же. Я про нее. Ты лишь сказал, что тебе следует помнить ее мать. Как следует помнить…

Это мерзость, подумал он, просто так, без всякой на то причины, когда тебе очень нужна эта девушка, свободная и делающая все по собственной воле, очаровательная, любящая и полная иллюзий насчет тебя, когда она спит рядом с тобой на сиденье автомобиля, ты начинаешь уничтожать ее и отвергаешь на счет «раз-два-три».

Ты ублюдок, думал он и смотрел на девушку, которая спала на сиденье рядом с ним.

Я полагаю, ты начал уничтожать ее из страха, что потеряешь ее, или что очень сильно к ней привяжешься, или на случай, что все это окажется фантазией, но это недостойное поведение. Я бы хотел увидеть, как ты относишься к кому-либо как к собственным детям. Ты ведь не уничтожаешь их. Мать этой девочки есть и была сукой, и твоя мать была сукой. Это должно только сблизить тебя с ней, помочь тебе ее понять. Это не означает, что она должна быть сукой, точно так же, как и ты не должен быть говнюком. Она видит в тебе гораздо более хорошего человека, чем ты есть, и, возможно, это заставит тебя стать лучше, чем ты есть. Ты уже довольно долго хороший и, может, таким и останешься. Насколько мне известно, ты не сделал ничего жестокого с того вечера на пристани, когда встретил господина с женой и собакой. Ты не был пьян. Ты не был озлоблен. Стыдно, что ты до сих пор не был в церкви – исповедь получится отличная.

Она видит тебя таким, какой ты есть сейчас, а в течение последних недель ты показал себя как хороший парень, и, вероятно, она думает, что ты был такой всегда и люди просто клевещут на тебя.

Ты действительно можешь начать все сначала. Действительно можешь. « Пожалуйста, не дури », – вмешалось его второе «я». Ты действительно можешь, сказал он себе. Ты можешь быть тем хорошим парнем, за которого она тебя принимает и какой ты сейчас. Существует такое понятие, как начать все сначала, и тебе дается такой шанс, и ты можешь это сделать, и сделаешь. « Снова даешь обещания? » Да. Если необходимо, я дам обещания и выполню их. « Неужели я тебе поверю, зная, что многие из них ты уже нарушил? » На это он ничего не смог ответить. « Ты не должен становиться обманщиком еще до того, как пообещал что-то ». Да. И не стану. « Говори то, что ты действительно можешь сделать, каждый день, а потом делай это. Каждый день. Не заглядывай в будущее дальше одного дня и выполняй все обещания, данные на этот день и ей, и себе ». Так я смогу начать все сначала, думал он, и все будет хорошо.

Ты становишься чертовым моралистом, думал он. Если не будешь следить за собой, то наскучишь ей. « Разве ты не был моралистом всегда? » В иные времена. « Не обманывай себя ». Ладно, в других местах. « Не обманывай себя ».

Хорошо, Совесть, сказал он. Только не будь такой серьезной и нравоучительной. Взвесь все, Совесть, давняя подруга, я знаю, как ты полезна и важна и как ты уберегала меня от передряг, в которые я не попал благодаря тебе, но разве ты не можешь чуть приспустить вожжи? Я знаю, что Совесть пишет курсивом, но иногда кажется, что она пишет готическим шрифтом жирного начертания. Но я все равно готов прислушиваться к тебе, Совесть, только ты не пытайся меня запугать. Я воспринимаю это так же серьезно, как Десять заповедей, когда они не жестки, будто выбиты на скрижалях. Ты знаешь, Совесть, много воды утекло с тех пор, как мы боялись грома. Теперь насчет молнии: что-то в этом есть. Но гром больше не производит на нас впечатления. « Я пытаюсь помочь тебе, сукин сын », – сказала его Совесть.

Девушка все спала, когда они поднимались на холм, чтобы въехать в Таллахасси. Она, наверное, проснется, когда мы притормозим на светофоре, подумал он. Но она не проснулась, и они проехали старый город, и повернули на автостраду 319, уходящую на юг, и въехали в прекрасную страну лесов, которая тянулась вдоль побережья Залива.