Джамбаттиста Базиле - Сказка сказок, или Забава для малых ребят

в каждом препятствии кроется польза.

Чьянне и Лизе — братья, один богат, а другой беден. Лизе, страдая от нужды и не видя никакой поддержки от богатого брата, отправляется странствовать и находит такую удачу, что становится великим богачом; Чьянне, завидуя ему, пытается идти тем же путем, но все оборачивается для него столь худо, что он не может спастись от несчастья без помощи брата

Смех, который вызвало во всей компании несчастное происшествие с принцем, был столь безудержным, будто на каждого из слушателей напала грыжа, и припадки хохота, наверное, до самого конца раздавались бы то отсюда, то оттуда, если бы Чекка не сделала знак рукой, что готова протрубить свою партию. И сразу же на все остальные рты был наложен секвестр, а она приступила к рассказу:

Есть изречение, которое можно сделать надписью на катафалках: «Умение промолчать еще никогда никому не повредило» [567] Поскольку катафалки были принадлежностью похорон знати, здесь виден намек на представителей высшего света, которых погубила излишняя откровенность или критика высших властей. Вероятно, современники знали, о ком именно идет речь. . Что же касается языков некоторых злоречивых людей, которые не могут ни о ком сказать добра, но то режут, то колют, — на эти языки не обращай внимания: они так делают свое дело, что, когда приходит время сгрести шашки с доски, всегда бывает видно, — и примеры этого ежедневны: говоря добрые слова, приобретешь любовь и признательность и, напротив, говоря злое, заработаешь вражду и крушение. Послушайте, как это бывает, а потом скажете, что я тысячу раз права.

Говорят, что жили когда-то два брата — Чьянне, устроенный в жизни с полным удовольствием, как граф, и Лизе, у которого и жизни-то не было; и как один был нищ удачей, так другой был убог сердцем, что ленился и задницу с места поднять, чтобы хоть в малом чем подсобить брату. И бедняк Лизе, отчаявшись, покинул родные края и пошел бродить по белу свету.

Шел он так, шел и однажды вечером (а день был самый ненастный) зашел в некую таверну, где сидели вокруг очага двенадцать юношей; и они, увидев горемыку Лизе окоченевшим и кашляющим словно чахоточный — как по причине стужи, так и оттого, что одет он был легко, — предложили ему место у огня.

Он, приняв приглашение, — ибо ни в чем не нуждался больше, чем в тепле, — придвинулся поближе к очагу, а пока отогревался, один из юношей, с насупленными бровями и лицом столь мрачным, что можно было испугаться, спросил у него: «Ну и как тебе, земляк, такая погодка?»

— Как, спрашиваешь, мне погодка? — отозвался Лизе. — А по мне так, что каждый месяц в году свое положенное дело делает; только мы, сами не зная того, о чем судим, хотим законы Небу устанавливать, любим, чтобы все шло, как нам нравится, а до донышка-то никакого дела разглядеть не можем, хорошо оно или дурно, на пользу ли нам наша прихоть или нет. Когда зимой дожди льют, хотим, чтобы Солнце пекло, а когда оно в августе палит, нам тучу подавай. И не думаем, что если бы все было по нашему хотению, то времена года потеряли бы свой порядок, семена погибли бы, урожай бы пропал, плоды источили бы червяки и вся Природа полетела бы кверху тормашками. Так что пусть Небо делает как знает; на то оно и создало для нас деревья — в зимней нужде хворостом согреваться, а летом — под листвой прохлаждаться.

— Ты говоришь достойно Самсона [568] Библейский Самсон был не только славен своей беспримерной силой, но и в течение двадцати лет успешно исполнял служение «судьи над Израилем» (Суд 15, 20). , — отозвался юноша. — Но ведь не поспоришь, что нынче март месяц что-то разошелся не на шутку: то лед, то дождь, то снег, то град; ветры, сквозняки, туманы, бури… — от всей этой ерунды и сама жизнь противной покажется!

— Вот ты плохо говоришь про этот бедный месяц март, — отвечал Лизе, — а не скажешь, сколько в нем пользы: ибо он, открывая весну, дает начало рождению всего и, как никакой другой, дарит великую радость самому Солнцу, вводя его в созвездие Тельца.

Юноше пришлись весьма по нраву слова Лизе, так как именно он и был месяц Март, вместе с другими братьями-месяцами оказавшийся в этой таверне. Чтобы отблагодарить за доброту Лизе, ничем не похулившего столь тягостный месяц, который даже пастухи по имени называть не любят, он дал ему красивую шкатулку, сказав: «Возьми ее и проси все, что тебе будет нужно: откроешь шкатулку — и найдешь».

Лизе в ответ сказал юноше много слов благодарности, а затем подложил себе шкатулку под голову вместо подушки и уснул; и еще до того, как Солнце кистью лучей переписало светлой краской тени Ночи, распрощался с юношами и вышел в путь.

И еще не отойдя и пятидесяти шагов от таверны, открыл шкатулку и произнес: «О счастье мое, а нельзя ли мне попросить носилки, подбитые шерстью, и чтобы их подогревало изнутри, и я мог среди этих снегов путешествовать в тепле?» И еще не успел он рта закрыть, как появились носильщики, которые посадили Лизе на носилки, подняли на плечи, и он приказал им нести его домой.

Когда же пришло время двигать челюстями, он снова открыл шкатулку и сказал: «Пусть появится еда!» — и, будто манна с неба, явился такой обед, что хватило бы с честью накормить десять королей.

А вечером, придя в лес, не пропускавший Солнце, потому что оно шло из враждебных стран, Лизе обратился к шкатулке с новой просьбой: «Вот в этом прекрасном месте, где речка, перекатываясь по камням, сопровождает своим контрапунктом «кантус фирмус» свежего ветра, я хотел бы переночевать». И тут же появилось ложе с ярко-красным балдахином под навощенным навесом, с тюфяками из пуха, покрывалами из испанских тканей и простынями, легкими, как дуновенье нежного ветерка. Лизе попросил шкатулку поставить ему ужин, и перед его глазами, под еще одним навесом, немедленно возник сервиз столового серебра, достойный принца, и был накрыт стол, полный всевозможных яств, чей аппетитный запах разносился на сто миль вокруг.

Поевши из того, что там было, Лизе улегся спать и — когда Петух, разведчик Солнца, известил своего государя, что тени уже достаточно ослаблены и рассеяны и для него, как для опытного воина, настал час ударить им в хвост и полностью истребить, — он, проснувшись, открыл шкатулку со словами: «Пусть будет у меня красивое платье, потому что сегодня мне предстоит встретиться с братом и я хотел бы его поразить». И сказано — сделано: он увидел себя подобно знатному синьору, в одеянии из самого лучшего черного бархата, с воротником, подбитым красным камлотом, а по желтой тонко-шерстяной подкладке, словно цветочный луг, шла богатая вышивка. Одетый таким образом, Лизе снова сел в носилки и вскоре прибыл к родному дому.