Дэвид Марксон - Любовница Витгенштейна

Однажды, сменив транспортное средство у каких-то теннисных кортов в Байонне, во Франции, я повернула ключ зажигания и услышала «Четыре строгих напева» Брамса.

Хотя я, возможно, думаю о «Четырех последних песнях» Рихарда Штрауса.

В любом случае, это не было пение Кэтлин Ферриер.

На самом деле довольно большой процент транспортных средств, попадающихся на пути, оснащен кассетными магнитолами, многие из которых застыли в таком же включенном положении.

Однако мне редко приходило в голову обратить на это хоть какое-то внимание.

Очевидно, что в такие моменты человека больше всего интересует, функционирует ли до сих пор аккумулятор.

При условии, что человек уже определил, что в транспортном средстве есть ключ и бензин.

Кирстен Флагстад пела в городе Байонне. То есть на самом деле в Бордо.

Честно говоря, обычно ты настолько доволен, если автомобиль завелся и поехал, что далеко не сразу замечаешь, играет магнитола или нет.

Или, по крайней мере, ты успеваешь перед этим преодолеть все те препятствия, из-за которых и пришлось менять транспортное средство.

Часто это приходится делать на мостах. Один жалкий автомобиль может сделать среднестатистический мост непреодолимым.

Вдобавок я несколько лет привычно мучилась со своим багажом, перенося его из одного автомобиля в другой. В некоторых поездках я даже возила с собой ручную тележку.

Пока я жила в Метрополитен-музее, я в конце концов расчистила несколько подъездных путей.

Ну, или иногда садилась в «ленд-ровер» и ехала прямиком через газоны Центрального парка.

Сейчас уже нет никаких проблем в связи с фамилией мужа, кстати. Даже если я и не видела его после расставания из-за смерти Саймона.

Вообще-то тележка есть и в подвале этого дома.

Она не моя собственная, так как теперь я редко пользуюсь такими приспособлениями. Скорее всего, она уже была здесь, когда я приехала.

А еще в подвале есть восемь или девять картонных коробок с книгами, в дополнение к многочисленным книгам в разных комнатах.

Ручная тележка сильно проржавела, как и несколько велосипедов.

В подвале еще сырее, чем в остальной части дома. Я держу эту дверь закрытой.

Вход в подвал находится в задней части дома, ниже песчаной насыпи, так что его не видно на картине.

Перспектива картины взята с близкого расстояния, если я это еще не уточнила.

Кроме того, в подвале есть несколько бейсбольных мячей, на полке.

Еще там хранится газонокосилка, хотя есть только один участок травы, совсем маленький, сбоку от дома, который, как можно себе представить, когда-то стригли.

Этот участок, впрочем, действительно кажется различимым на картине.

Теперь я понимаю, что его и правда стригли в тот период, когда художница писала картину.

Вот ведь какие вещи со временем начинаешь осознавать.

Кстати, я вспомнила, что, по моему убеждению, предложение, которое пришло мне в голову вчера или позавчера, о скитании по бескрайнему небытию, написал Фридрих Ницше.

Пусть даже, также по моему убеждению, я не прочла ни слова, написанного Фридрихом Ницше.

Я уверена, однако, что когда-то читала «Грозовой перевал», и упоминаю об этом, поскольку я, кажется, в состоянии вспомнить о нем лишь то, что люди постоянно смотрят в окна или из окон.

Между прочим, книгу под названием «Мысли» написал Паскаль.

Также я вроде бы не упоминала, что печатаю уже на другой день, поэтому и выразила неуверенность относительно того, цитировала ли я Фридриха Ницше вчера или позавчера.

Я не делала никаких пометок, где прервалась, а просто оставила этот лист в машинке.

Возможно, я прервалась на том, что подошла к бейсбольным мячикам в подвале, так как тема бейсбола всегда казалась мне скучной.

Затем я пошла на прогулку по пляжу, до другого дома, который сгорел.

Вчерашний закат был закатом Винсента Ван Гога, с известной долей тревожности в нем.

Может быть, я просто думаю о потеках краски.

Вообще-то я не раз задавалась вопросом, почему те книги лежат в подвале, а не наверху вместе с остальными.

Места достаточно. Многие из полок здесь наверху наполовину пусты.

Хотя, несомненно, когда я говорю, что они наполовину пусты, я должна была бы сказать, что они наполовину заполнены, так как, вероятно, они были совершенно пусты, прежде чем кто-то заполнил их наполовину.

Впрочем, опять же не исключено, что они когда-то были заполнены полностью и стали наполовину пусты только тогда, когда кто-то убрал половину книг в подвал.

Я нахожу этот второй вариант менее вероятным, чем первый, хотя его нельзя совсем отбросить.

В любом случае, нынешнее состояние полок объясняет то, почему так много книг в доме стоят завалившись или криво. И, таким образом, оказались непоправимо деформированы.

«Бейсбол, когда трава была настоящая» [2] «Baseball When the Grass Was Real: Baseball from the Twenties to the Forties, Told by the Men Who Played It» — книга Дональда Хонига (1975). — так, кажется, называлась одна из них.

В этом случае, надо признать, значение названия вызывает, как минимум, легкое любопытство.

Не то чтобы это чрезвычайно любопытно, ведь бейсбол есть бейсбол, но, по крайней мере, слегка любопытно.

Вообще-то я, пожалуй, начну косить свою траву, которая, несомненно, реальна, хотя и непомерно высока.

Я не могу косить траву. Не этой газонокосилкой, которая проржавела так же сильно, как пикап и велосипеды.

У меня есть другие велосипеды вообще-то.

Один из них точно находится рядом с пикапом. Другой может быть на заправке, в городе.

Был еще велосипед в тупике у Акрополя, как помнится.

Возможно, книги в подвале являются запасными.

То есть как две биографии Брамса. Даже если обе они хранились наверху.

Кстати, у окна дома на картине никого нет.

Теперь я пришла к выводу, что пятно, казавшееся мне человеком, является тенью.

Если это не тень, то, возможно, занавеска.

На самом деле это могло быть просто попыткой намекнуть на глубину там, внутри комнаты.

Хотя, так сказать, все, что есть в том окне, — лишь пятнышко жженой сиены. И немного желтой охры.

Более того, самого окна тоже нет, если выражаться в том же духе, а есть только форма.

Так что все предположения, которые я сделала о человеке в окне, теперь, очевидно, становятся бессмысленными.

Если только, конечно, мне впоследствии не придется убедиться в том, что в окне все же кто-то есть, снова.

Я выразилась неудачно.

Я хотела сказать, что, возможно, у меня снова появится убеждение, что в окне кто-то есть, а не в то, что кто-то был в окне и ушел, но может вернуться.

В любом случае, очевидно, что мое собственное измененное восприятие вроде этого ничего не меняет в картине.

Так что, возможно, мои предыдущие рассуждения все-таки остаются в силе.