Мао Дунь - Избранное

К. вдруг перестал свистеть, наклонился ко мне и тихо, очень серьезно спросил:

— Ты не могла бы мне помочь в одном деле?

Я с улыбкой кивнула, ожидая продолжения. Между тем мы подплыли к утесу; недалеко, на расстоянии полета стрелы, виднелась лодка, слышались голоса и смех. К. неожиданно указал рукой на утес:

— Давай постоим там немного, ладно? — И, не дожидаясь моего согласия, К. попросил перевозчика подплыть к утесу. Склонившиеся над самой водой ветви ивы касались наших лиц. Я села рядом с К. и шепотом спросила:

— Говори, что же у тебя за дело? А там посмотрим, захочу я тебе помочь или нет.

— Понимаешь, один мой приятель неожиданно исчез. Не можешь ли ты узнать, где он.

Я опешила. Вот уж не ожидала, что К. обратится ко мне с такой просьбой. Что бы это могло значить? Однако сомневаться в его искренности у меня не было никаких оснований. Я кивнула и улыбнулась. Он помедлил, затем продолжал:

— Особых примет этот человек не имеет: он не полный и не худой, лицо самое обыкновенное, глаза тоже, лет ему двадцать семь — двадцать восемь, произношение, как у жителя провинции Н.

— А фамилия, имя?

— Чжан. — К. пристально смотрел на меня. — Я лично с ним незнаком.

— Серьезно? — Я рассмеялась и нарочно с любопытством спросила: — Как же вы подружились? Переписывались?

— Вовсе нет. С ним очень хорошо знаком мой приятель. А меня просто просили помочь. К тому же я не первый, многих уже просили…

Было ясно, что все это сплошное вранье. Вдруг К. замолчал, видимо, испугался чего-то. Я следила за выражением его лица. Как мне хотелось сказать ему: «Зачем ты выдумал всю эту чепуху? Разве ты все еще сомневаешься во мне?» Мне стало обидно. На какой-то миг я ощутила в сердце пустоту, но тут же простила К. Почему-то он не мог открыть мне все до конца.

Я тихонько вздохнула и, прижавшись к нему, спросила:

— Почему ты решил просить о помощи именно меня? А если я не помогу, что тогда?

К. ничего не ответил, лишь проникновенно посмотрел на меня и осторожно обнял за плечи. Это оказалось сильнее всяких слов.

Я улыбнулась ему. Вдруг у меня мелькнула догадка:

— Помнишь, ты рассказывал о близком друге, с которым делил все трудности? Так это его приятель попал в беду?

— Нет! — быстро, не задумываясь, ответил К.

Но в глазах его была тревога, и это не укрылось от меня. Вероятно, он и сам почувствовал это и торопливо добавил:

— Речь идет о женщине.

Сказал он правду или солгал — я не знаю, но слова его ужалили меня в самое сердце. Скажи он, что это мужчина, я реагировала бы по-другому. Видимо, я очень побледнела, потому что К. быстро проговорил:

— Меня просила о помощи жена этого человека. Я видел ее несколько раз у знакомых.

Рассказ его становился забавным, но я рассердилась. Неужели К. ни капельки не доверяет мне? Теперь понятно, зачем я нужна ему. Но я еще не разучилась отличать правду от лжи. Я все больше возмущалась и наконец холодно сказала:

— Слушай, К., прекрати. Мне все ясно. На мою помощь можешь не рассчитывать.

Такой поворот дела встревожил К. Он смотрел на меня широко открытыми, застывшими глазами.

Лучше бы он рассердился, только не смотрел бы на меня так. Я не могла выдержать его взгляда и уже совсем другим тоном сказала:

— Ну подумай сам, как мне взяться за это дело? Ты ведь даже не рассказал, когда и при каких обстоятельствах исчез тот человек!

Ни один мускул не дрогнул на лице К., будто он и не слышал моих слов. Мне стало страшно. Но вдруг взгляд его из сурового стал ласковым и он начал рассказывать:

— Это случилось позавчера вечером. Мой друг сидел дома и писал письмо. Вдруг кто-то постучал, а дверь, надо сказать, никогда не закрывалась на задвижку. Не успел он спросить: «Кто там?» — как в комнату ворвались трое; один спросил: «Ты — Чжан?» — а двое уже выхватили пистолеты: «Ни с места!» Они бросились обыскивать друга, но ничего не нашли. Обшарили всю комнату. А в ней-то и были всего лишь кровать, две табуретки да бамбуковый чемоданчик с ветхой одеждой; на столе лежало несколько книг, которые можно увидеть на любом прилавке. Они прочли письмо и швырнули его на стол. Потом забрали книги и письмо и крикнули: «Выходи!» Чжан спрашивает: «А ордер на обыск и арест у вас есть?» — «Заткнись!» — «В чем же мое преступление?» Тут первый как закричит: «Доказательства найдутся, не бойся! Лучше иди по-хорошему!» И они увели Чжана. С тех пор о нем ни слуху ни духу.

Теперь К. говорил очень спокойно и вполне искренне. Но я не могла забыть, что вначале он солгал, и, сделав вид, что продолжаю сердиться, воскликнула:

— Ну вот! Только что ты утверждал, что просьбу тебе передали через третье лицо, а сейчас получается, будто ты сам присутствовал при этом.

— Ничего ты не понимаешь! — К. неожиданно покраснел. — Там была одна женщина. От нее-то я все и узнал.

— Еще одна женщина! — Я громко рассмеялась, сжала его руку, но тут же выпустила и, понизив голос, сказала: — Опять ты что-то выдумываешь. Просишь человека помочь, а сам не доверяешь ему.

Я отвернулась, но К. схватил меня за руку. Пальцы его были горячи. И когда я посмотрела ему в глаза, мне показалось, будто они излучают свет. Он с жаром заговорил:

— Пусть умру я не своей смертью, если обманываю тебя! Поверь, эта женщина — его жена. Она видела все собственными глазами.

— И она ничего не знает? — Я чувствовала, что лицо мое по-прежнему бледно от волнения.

— Нет. Ничего. Она хотела идти с мужем, но ей сказали: «Не торопись, придет и твоя очередь!» Она все же пошла за ними. На перекрестке стояли еще четверо с пистолетами. Они позвали рикшу. Один грубо выругался и пригрозил жене Чжана пистолетом. Она побежала обратно, но успела заметить, что коляска свернула в одну из улиц. Когда она вернулась на перекресток, их уже и след простыл.

Я молча слушала. К. выпустил мою руку.

Легкий ветерок покачивал ветви ивы. Плеск весел стал слышнее. Мимо нас проплыла лодка. Я сломала ветку, подержала ее и бросила в воду.

— Греби к дамбе! — крикнула я задремавшему перевозчику.

Мы по-прежнему сидели, тесно прижавшись друг к другу. Я чувствовала на себе пристальный взгляд К., но стоило мне посмотреть на него, как он отводил глаза. Какие они у него красивые! Глубокие-глубокие и такие ласковые!

К. вдруг вспомнил о своем детстве.

Зачем? Я попыталась перевести разговор на другую тему — не люблю тревожить прошлого. К тому же мне надо было кое-что выяснить.

— Так до сих пор ничего и не известно о твоем друге? — спросила я, воспользовавшись паузой.

К. будто не сразу понял, о ком идет речь, недоверчиво взглянул на меня, затем улыбнулся, но тут же на лицо его словно набежала туча. Он тяжело вздохнул:

— Ах, ты о нем спрашиваешь? Могу сказать лишь одно: может быть, он близко, так что до него рукой подать, а может, далеко-далеко, на самом краю света!