У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

Наконец Го Железный Резец умолк, достал из рукава разукрашенную коробочку и протянул ее Ду. В ней лежала печать, на которой стояли два иероглифа «тай» и «инь», что значило: «Печать его высокопревосходительства».

Ду Шэнь-цин взял подарок и, перекинувшись с гостем еще несколькими словами, проводил его. Возвратившись, он сказал Цзи Вэй-сяо:

— Едва вошел, как словно назло начал болтать то, что я больше всего не люблю! Его счастье, что пришел с добрыми намерениями.

— Что поделаешь, если ваша семья так знаменита!

Хозяин велел подать вино и оставил Цзи Вэй-сяо у себя.

— Любите ли вы путешествовать? — спросил Цзи.

— У меня слабое здоровье, и меня утомляют путешествия.

— А музыка вам по душе?

— Немного послушать можно. Но долго не могу, она оглушает меня своим шумом.

Они выпили еще несколько чарок вина, и немного захмелевший Ду Шэнь-цин с тяжелым вздохом промолвил:

— Брат Вэй-сяо! Сейчас, так же как и в старину, есть одно слово, против которого человек бессилен, — это чувство.

— Человеческие чувства ограничиваются отношениями между мужчиной и женщиной. А вы только что говорили, что не любите женщин, — возразил Цзи Вэй-сяо.

— Брат мой! — засмеялся Ду Шэнь-цин. — Разве чувства человеческие ограничиваются только этим? Дружба превыше всего. Вспомните хотя бы историю о парчовом одеяле Ао Цзюня [189] Государь Ао Цзюнь — персонаж из древней книги «Шоюань». Он любил одного певца из царства Юэ и однажды, чтобы выказать свое особое расположение к своему любимцу, накрыл его парчовым одеялом. Впоследствии эта история стала символом братской любви. . В седую старину был только один ханьский император Ай-ди, который пожелал отдать Поднебесную Дун Сяню. На мой взгляд это настоящее чувство. Даже император Яо, уступивший престол Шуню [190] Яо и Шунь — легендарные правители древнего Китая. , не мог сравниться с ним. Жаль, что никто этого не понимает!

— Это верно, мой брат! — воскликнул Цзи Вэй-сяо. — Но неужели за всю свою жизнь вы не встречали человека, понимающего в чувствах?

— Если бы в Поднебесной был такой человек и он согласился бы до гробовой доски быть со мной, я бы так не печалился и не страдал! Но мне не везет, до сих пор я не встретил ни одного друга. Вот и приходится страдать душой и в одиночестве любоваться луной.

— Может быть, среди актеров вы найдете его?

— Брат Вэй! Вы ничего не понимаете. Искать друга среди актеров — все равно, что искать чувств у женщин веселого поведения. Нет, поступить так было бы большой ошибкой! Надо, чтобы чувство дружбы коренилось в самом сердце, а чувство любви — вне тела. Вот такого человека можно назвать первым человеком Поднебесной… Но для меня на свете нет друга. Небо решило покарать меня, ниспослав на мое бренное тело такую печаль.

Ду Шэнь-цин ударил себя по колену, горестно вздохнул и прослезился.

«Э, да на него словно нашло наваждение. Попробую сыграть над ним шутку», — подумал Цзи Вэй-сяо, а вслух сказал:

— Не надо говорить, что в Поднебесной для вас не найдется друга. Я в свое время встречал одного юношу. Он не нашего возраста и по профессии не актер. Он такой изящный, но совсем не похож на женщину. Я не люблю, когда начинают расхваливать какого-нибудь красавца и сравнивать его с женщиной.

Ведь это смешно! Как бы он ни был похож на женщину, всегда приятнее смотреть на женщину, чем на женоподобного мужчину! В Поднебесной существует особая мужская красота, к сожалению, люди не понимают ее.

— О, ваши слова заслуживают внимания! — воскликнул Ду Шэнь-цин и хлопнул по столу рукой, — а что это за человек?

— Он так красив, что немало людей воспламенялось к нему страстью. Только он сам даже не улыбнется никому. Он очень любит талантливых людей. Я-то уже в годах, постарел, и мне неудобно дружить с ним. А вы, брат, можете познакомиться с ним и сами посмотреть, каков он собою.

— А когда вы с ним придете? — спросил Ду.

— Было бы банальным приводить его к вам. Лучше вы сами навестите его.

— А где он живет?

— В храме Божественной Благодати.

— Как его фамилия?

— Пока не скажу. Если этот разговор дойдет до него, он скроется, и вы его не увидите. Я напишу на бумажке его фамилию и имя, вложу в конверт, заклею его и отдам вам. Вы вскроете его только у входа в храм Божественной Благодати; прочтете и войдете к нему.

— Так и сделаем, — согласился Ду.

Цзи Вэй-сяо прошел в другую комнату, плотно закрыл дверь и долго-долго что-то писал. Вложив письмо в конверт, он тщательно заклеил его и сверху небрежно написал: «Приказ».

— Ну, я пошел, — сказал он, протягивая конверт. — Завтра вы встретитесь с этим замечательным человеком, а вечерком я зайду поздравить вас с успехом.

Ду Шэнь-цин проводил своего друга и, возвратившись, приказал слуге:

— Утром сходи к Шэнь Большой Ноге и скажи, чтобы завтра она не ходила в лавку Цветных Таблиц к той девице. Пусть отложит этот визит на послезавтра. Утром приготовь паланкин — я еду к приятелю в храм Божественной Благодати.

Весь вечер Ду Шэнь-цин ничего не делал. На следующее утро он умылся с мылом, облачился в новые одежды, обкурил себя благовониями и, спрятав в рукаве записку Цзи Вэй-сяо, отправился в паланкине в храм Божественной Благодати.

Подъехав к храму, он вылез из паланкина и только у ворот вынул из рукава конверт. Распечатав его, он прочитал:

«В самом конце северной террасы в даосской обители Цветка Кассии спросить недавно приехавшего из Янчжоу монаха Лай Ся-ши».

Ду Шэнь-цин приказал носильщикам ждать, а сам пошел в том направлении, откуда доносилась музыка. Перед ним возвышался храм, выстроенный в честь богини Северной Медведицы. В нем было три больших придела. В среднем приделе сидел евнух — смотритель могил, одетый в халат с вышитым драконом; налево от него сидели на лавке с десяток актеров — исполнителей ролей молодых людей и девушек, а направо — человек восемь молодых послушников. Артисты пели, а послушники играли на музыкальных инструментах.

«Неужели и Лай Ся-ши среди них?..» — подумал Ду Шэнь-цин и стал рассматривать послушников, одного за другим, но ни один из них ничем особенным не отличался. Тогда он взглянул на актеров, но и те казались самыми обыкновенными.

«Если Лай Ся-ши держится с достоинством, он не станет водиться с такой компанией… Пойду-ка я в обитель Цветка Кассии и там разузнаю».

Подойдя к обители, он постучал в дверь и вошел. Встретивший его даос предложил ему сесть.

— Я пришел к господину Лаю, приехавшему недавно из Янчжоу.

— Господин Лай наверху. Посидите, я позову его, — сказал даос и исчез.

Через некоторое время сверху спустился толстый даос, облаченный в желто-коричневый халат, в монашеской шапке. У него была лоснящаяся черная физиономия, заросшая бородой, широкие брови и здоровенный нос. На вид даосу можно было дать более пятидесяти лет.